Читать «Записки Анания Жмуркина» онлайн - страница 106

— Ранен? — спросил я и приподнял немного голову.

Соломон все так же тупо смотрел по сторонам и ничего не отвечал. Тогда поднялся Евстигней и подполз к Соломону.

— Ты что? Ранен?

Соломон что-то промычал и заплакал. Евстигней прикоснулся к плечу Соломона, потом глухо сказал:

— Это кусок мяса, — и добавил: — Это мясо не твое, Соломон, — и Евстигней, снимая с его плеча кусок мяса, жутко засмеялся.

За ним улыбнулся Соломон, потом стал смеяться и я. И так мы долго, прижавшись друг к другу, смеялись, пока не подошел взводный и не приказал замолчать, а когда мы замолчали, он велел нам выбраться из этого блиндажа и занять другой.

— Зачем? — спросил Евстигней. — Нам и тут хорошо.

X

Две недели показались мне за два года. Да и сейчас дни ползут тихо, скучно, как черепахи. Такая монотонность дней, недель раньше разряжалась атаками немцев и нашими контратаками. Сейчас опять тишина, тупое сидение под тяжелым бруствером в земле. Только изредка, словно попробует свой голос, на нашем участке полает пулемет и тут же умолкнет. Орудия тоже на нашем участке отдыхали; разве только по утрам они делали по два, по три залпа и умолкали до следующего утра, чтоб снова дать знать друг другу о себе, что они живы, здоровы и стоят на страже. В такие дни, чтобы как можно скорее скоротать их, я, Евстигней и Соломон выползали из своего блиндажа, забирались к соседям, слушали всевозможные небылицы о далекой деревенской жизни, которая, как нам казалось в окопах, никогда уже больше к нам не вернется, да и нам к ней не вернуться, не увидать ее своеобразной прелести. Иногда в такие дни соседи собирались к нам, рассказывали сказки, играли в карты, иногда устраивали веселые вечера под гармонь, которая жалобно выводила плясовую. На гармонь прибегал ротный, крыл нас матом, но мы его вежливо упрашивали, чтоб он разрешил нам поиграть.

— Ваш-бродь, — говорили мы, — ну как можно жить на краю смерти и не повеселиться?

Ротный вздыхал и тут же приваливался к земляной стене окопа, медленно садился по-турецки и, улыбаясь, доказывал, что немцы прямо сюда хватят «бертой», и просил играть как можно потише, чтоб не было слышно в окопах противника. Мы, видя снисходительность ротного, — ротный был у нас хороший человек, очень жалел своих солдат и, главное, всегда был со своими солдатами, всегда в бой шел впереди, — доказывали:

— Немцы любят нашу музыку и никогда нам не мешают, они даже под нашу гармошку выплясывают русскую.

— Любят, — возражал ротный, — а вот как хватят — будет только мокро, — и умолкал.

А в то время, когда ротный умолкал, Вавила (так звали одного солдата, небольшого роста, с небольшим пучком сивой бороды, по поводу которой он сам добродушно посмеивался: «Не борода у меня, козий спуск», — и сжимал небольшое розовое личико в комочек морщин, отчего лицо его было похоже на сильно перепеченное яблоко) разводил руками, тормошил гармонь, и она взволнованно высыпала жалобную плясовую, а он, Вавила, сворачивая, клал ее на правое плечо, широко открывал рот, смешно вскидывал бороденку и, подмигивая желтыми глазами, ловко ударял по клапанам и бурной жалобой начинал вытряхивать из себя плясовую веселость и вместе со звуками гармошки высыпать на сырую землю окопов и на наши головы: