Читать «Три косточки тамаринда» онлайн - страница 55

– Мы ведь останемся добрыми друзьями? – Вершинин поймал ее руку в перчатке.

Марина усмехнулась:

– Если это не предполагает спать с тобой по четвергам… то да. Наверное. В общем, звони, если что.

– Хорошо… Мариш, пообещай мне? Что сдашь анализ.

– А вот это вообще ни разу не твоя забота.

Она ушла по бульвару. Было так приятно слышать, как стучат набойки о плитку тротуара, и Марина вслушивалась в этот отрывистый звук, ощущая ногой вибрацию и пружиня коленом при каждом шаге. Это все, что занимало ее мысли в ту минуту. И еще она, кажется, пару раз вытерла щеки.

Больше всего тяготила пустота. Пустота и тишина. Оказалось, что именно это составляет жизнь, когда болтовня на иностранных языках замолкает позади. Поначалу Марина пыталась включать музыку – старый джаз или что-нибудь из классики, но громкие звуки существовали в квартире как-то чужеродно, она никак не могла избавиться от ощущения кощунства. Телевизор раздражал, больно задевая за те воспоминания, что касались маминой болезни, когда он бубнил с утра до ночи. Но еще невыносимее было сидеть в тишине. Выбор пал на радио. Даже с выкрученным до минимума звуком оно все равно создавало в жилище эффект присутствия. Терьериху Мусю сразу после похорон забрала к себе Тамара: Марина уезжала в командировку, и оставить собаку было не с кем. А по ее возвращении сиделка сообщила, что слишком привыкла к утренним и вечерним прогулкам, да и чувствует она себя не в пример лучше и здоровее. Неулыбчивая Тамара не позволила себе признаться, что просто прикипела душой к этой шебутной кучерявой псинке, по делу и без дела заливающейся визгом и облаивающей каждый куст. Так или иначе, собака осталась у нее насовсем.

Несколько выходных подряд Марина намеревалась разобрать вещи. Она отказывалась от рабочих встреч, планируя, как с утра пораньше раскроет все шкафы, вытащит на белый свет старые, никому уже не нужные кофты и свитера, рассортирует все по пакетам и отвезет в какой-нибудь приют или пункт сбора вещей для нуждающихся. Но при этом ни разу не потрудилась найти адрес приюта – ей было некогда. А выходные проходили день за днем, и створки шкафов и антресолей оставались сомкнутыми. Вместо этого Марина полюбила кино и все деньги, теперь уже не нужные ни на медикаменты, ни на сиделку, тратила в кинотеатрах, обсыпая колени попкорном и просматривая по три-четыре фильма подряд, пока голова не начинала идти кругом, а перипетии экранных историй не слипались в один разноцветный моток ниток.

А дома все оставалось по-прежнему. Иногда Марина впадала в прострацию, ее порабощало безволие, и вся она превращалась в глаза и память (что там, в мозгах, отвечает за воспоминания?). Слоняясь по квартире, она замечала то початую пачку памперсов для взрослых, то вызывающе пустое инвалидное кресло, которое по-прежнему стояло у окна, полуприкрытое тюлевой занавеской. Удивительно, но даже на тумбочке еще стояли упаковки с лекарствами, холодно поблескивал градусник без чехла, белело несколько упаковок одноразовых шприцев. Теперь, после смерти мамы Оли, Марине почему-то никак не удавалось вспомнить ее настоящей, живой и деятельной – маму Олю тех времен, когда их семья еще была счастлива. Их семья… Теперь не осталось ничего, кроме Марины, – и она не представляла, что ей делать дальше.