Читать «Итальянский художник» онлайн - страница 54

Великолепные инструменты деятельного созерцания наполняют наш благословенный мир. Для этого созданы тени сосен на песчаной лесной дороге, солнечные блики воды под сводами моста, горящий в костре хворост и мошки летним вечером, танцующие столбом над берегом деревенского пруда. Кому-то же надо на всё это смотреть. Кому-то надо смотреть на журчащую воду ручья и любоваться сиянием медной кастрюли, в то время как в голове у него создаются и гибнут целые миры. Поэтому мне всегда было как будто бы просто рисовать. Мне не надо было ничего придумывать. Всё жило во мне само. Растения, рыбы, птицы, собаки и деревья были понятны мне, я знал их простые и сложные молитвы. Тени, свет, рефлексы и отсветы, движение ветра и тумана, метаморфозы грозовых туч и тени от плывущих облаков на полях, вздрагивание листьев пыльного лопуха под ударами первых капель дождя — всё это было понятно мне целиком и в деталях.

Помимо меня, где-то существовал мир идей моих картин, и только у меня было право входа в это бесконечное хранилище, которое я не успевал зарисовать целиком, а только малую часть, бегло, торопясь, страшась забыть и опоздать. Картины имели не много общего с опытом моей жизни, они как морозный рисунок на стекле в холодную зиму, когда поле за окном замело, и воробьи ищут корм под телегой, где земля не засыпана снегом, картины как иней — растут по своим законам и путям, это их судьба, не моя.

Художник только наседка — чудо рождения цыплёнка нельзя приписать курице, потому что курица своим куриным умом и сердцем не сможет сочинить не только цыплёнка, но и яйца. Не было бы художников — картины клубились бы в умах людей, стояли бы морскими миражами, как прекрасные острова, как давно прошедшая весна детства какого-нибудь 1474 года, ради которой мы все и живём.

Всё было готово до меня, висело спелыми гроздьями, только протяни руку; бурлило мелкими колючими пузырьками восторга, покрывалось мурашками нетерпеливой неги.

Смысл являлся мне отчётливо, как счастье и любовь. Смысл — это как крылья, когда сам воздух — гладкая дорога в небе. Мне же оставалось только красить, проводить линию плашмя или узким краем кисти, что я и проделывал с ошеломляющей быстротой, доводя простую технику до виртуозного совершенства, используя изощрённую живопись с самоуверенностью маляра. Главным в моей работе всегда было безделие. Тени и свет, пятна теней и света проплывали в моей голове, когда я лежал на сухой траве и глядел невидящими глазами в выцветшее от зноя небо. Была среда 25 июля 1500 года. Я лежал на пологом склоне, ощущая спиной тёплую твёрдость земли. Земля за моей спиной была тяжела и огромна. Я лежал долго и неподвижно. Стукали и звякали колокольчики стада. Жук полз надо мною по согнутому стеблю травинки, я ждал, что станет он делать, когда доберётся до самого конца. Маленький жук пробрался через неудобную метёлку семян, засуетился, поднял рифлёные надкрылья и улетел. Исчез, как будто его и не было никогда.