Читать «Антология новой грузинской поэзии» онлайн - страница 53

Заза Тварадзе

О Боже, Я был рассеивателем, из тех, кого Ты сделал Заглавием Своей суры: Сура пятьдесят первая, РАССЕИВАТЕЛИ: Пусть убиты будут лжецы, пребывающие в пучине беспечности, вопрошающие: «Когда день Страшного суда?» В день тот будут они испытаны огнем: «Вкусите ваше испытание, это то, с чем вы торопили!» Истинно богобоязненные — среди садов и источников, принимающие то, что даровал их Господь, ибо прежде они творили добро. Ибо лишь малую часть ночи спали они, а на заре взывали о прощении, и в богатстве их была доля для просящего и лишенного. И на свете есть чудесные знамения для уверовавших и в душах ваших. Разве вы не видите? Боже мой, посмотри на меня, Посмотри и ответь — Почему в моем теле Забыто тело? В нем тоже масса чудес: Губы — нежный коралл, Зубы — ряд жемчугов, Звезды в небе, в душе и глазах. Луна-ятаган в небе И луна-ятаган В паху. Сердце, проникающее в Твои глубины, И фал, проникающий в глубины твоих созданий — Чем не чудо Твое Каждая жилка моего тела, Звездам подобная, Луне Или траве. Я твой учитель арабского Учу и использую тебя, Ибо я уже не гомосапиенс, И не гомофабер. Я — типичный представитель Своего времени, Я то, во что окончательно превратился каждый — человек-потребитель, использователь. Я — твой учитель арабского: Ас-саламу алайкум Мир с тобой! Алайкуму с-саламу — Мир и тебе! Так здороваются Машрик и Магриб. Я был твоим учителем арабского В тот самый день, 11 сентября, На одном из балконов Нью-йоркского небоскреба, Где стоял и щелкал на память. И на этом снимке я Улыбаюсь, Ничего не замечаю, Смотрю себе вперед И сердце не чует опасности. И, конечно, на фотографии четко видно, Как сзади меня накрывает огромный истребитель! Хиру уммика! (Оставлю без перевода) Хиру уммика! — Так переговариваются Машрик и Магриб. Коран же гласит: Богу принадлежат Восток и Запад, и куда бы ты ни повернулся, Всюду лик Его, ибо Господь всеобъемлющий — мудрец из мудрецов. Я знал, это, Господи, В тот самый день, 11 сентября, Беспечно снимая мир, И даже не обернулся! Я знал и то, Что лицо по-арабски — картина, Что по-грузински значит, Как тебе известно, Фото или картину — Именно то, что осталось от меня, Когда живое лицо мое Ты прошил самолетом И взорвал меня, как небо, Небо, сердцевина которого — Твой престол. Хиру уммика! Всего лишь Фак ю! Или Мать твою! Как переговариваются Машрик и Магриб. Не только американец — даже араб Не помнит уже, конечно, Тот арабский, Избранный Господом из языков, Избранный Из-за точности И изящества этой точности, Когда язык столь изящно точен, Что походит на объятие, Объятие, а не убийство. Как часто, желая обнять, Мы только и можем, Что — раздавить друг друга.