Читать «Сила Божия и немощь человеческая» онлайн - страница 64

Сергей Александрович Нилус

Отца с сестрами мне за это время удалось устроить в Лебедяни при помощи моего благодетеля и боголюбца, Ивана Андреевича Дивеева, которому я писал о тяжелом положении моей семьи. Добрый Дивеев тотчас вызвал моего отца из Балашова, послав ему с сестрами денег на дорогу, и устроил его на двадцать пять рублей в месяц жалованья подвальным при пивном заводе. Жизнь в провинции тогда еще была дешевая, и двадцать пять рублей в месяц были достаточны для скромного прокормления целого семейства. На этот счет немного успокоилась душа моя. Но военная гроза, потрясая самые основы государства, била и меня, заставляя трепетно ожидать вызова в ополчение. Опасения были не напрасны, вскоре был разослан по всем обителям строгий указ, чтобы все проживающие в них по паспортам явились в свои общества. Надо было немедля собираться опять в мир… О, горе! О, томление духа!..

И вот в горести своей, я, как бы в тонком сне, совсем как наяву, имел видение: в моей келье находятся будто бы Государь Николай Павлович в мундире и Наследник престола Александр Николаевич в полном императорском одеянии.

Государь сидит такой грустный, а Наследник стоит перед ним… И вдруг Государь, обращаясь к своему царственному Сыну, сказал:

– Подойди ко мне!.. Война окончится замирением…

На этом я проснулся и тут же рассказал свой сон отцу Филарету.

– Смотри, – сказал он мне, – умрет наш Государь!

А на другие сутки дошло до нас известие, что умер Государь Николай Павлович и воцарился Александр II.

XXXIV

Обливаясь слезами, уходил я из Площанской пустыни обратно в мир. О, горе мое, о, мучение!.. На прощание зашли мы с другом моим в храм. Службы не было. Подошел я со слезами к чудотворной иконе Божией Матери и, когда помолился Ей, изнемогая от волновавших меня чувств, и подошел к Ней прикладываться, то вложил за ризу иконы приготовленную заранее записку, как бы прошение к Самой Преблагословенной, чтобы Она помогла мне избавиться от мира и сохранила меня во всех путях моей жизни. Затем я вслух сказал Ей, Владычице:

– Тебе, Матерь Бога моего, вверяю я душу свою и молю Тебя – исходатайствуй мне благословение на увольнение от мира. Сын Твой и Господь мой сказал, что грядущего к Нему Он не изгоняет вон, а я вот другой раз выхожу от Него обратно в мир… Где же обещание Его? Неужели грехи мои победили Его благость?… Помоги, Владычица!.. – и многими другими словами молился я Преблагословенной…

Обнявшись в последний раз с отцом Филаретом, пустился вновь в тот опостылевший мне мир, от которого так отбивался и к которому все еще оказывался прикованным какою-то тяжкою, точно заколдованною цепью…

Не могу выразить словами всю скорбь сердца моего, когда я возвращался в мир.

Я не рад был даже своему существованию… И пришла мне дорогою мысль зайти к моему старцу в Оптину пустынь. Помысел говорил во мне, что если я его теперь не увижу, то уже более никогда на этом свете его не увижу. Дорога мне была на Лебедянь, к родителю, и чтобы дойти до Оптиной, мне надо было сделать сто двадцать верст крюку. И я это сделал.