Читать «Пятая печать. Том 2» онлайн - страница 3

Вот так сказал Голубь и… никто не шелестит. Пахан будущий. На бас не берет, а сказал — закон!

— Позыгь-ка! В сагъае бутылки! Чегъез дыгъку пгъоволокой… сдадим? — надыбал сюжет Шмука, стараясь загладить свою оплошность.

— Завя-ань! — с досадой обрывает Шмуку Штык саратовским говорком, — ка-ак штык попухнем на бутылках!

— Ото я и ховору: прийшлы в хород сурьезные залетки, хай у них спина хорбата, зато хрудь вохнута! Та ка-ак зачалы бутылки шчупать!.. — обыгрывает Шмучкин сюжет юморист Кашчей.

— …отвя-янь! Тебе и на бутылки слабО! — пищит сквозь нашу ржачку Шмука. Ржет кобылка, никто на Шмуку зла не держит. С каждым такое может случиться, а со Шмукой особенно. Вроде бы оголец, как оголец, но в кодле он на том крайнем месте, где что бы ни сделал, а все не в масть! Хотя он других не хуже. Только рассеянный. Все о чем-то думает и не в ту сторону идет… Если он с десятого этажа упадет, то, задумавшись, на луну попадет по рассеянности. Но если б не было в кодле Шмуки, стало б скучно жить. И подначивали бы кого-то другого. И по какому-то закону природы все напасти посыпались бы на него, того другого, как на крайнего. Скорее всего, крайним стал бы Мыло. Потому что татарин и по-русски говорит сгальнО. А быть может, он кокетничает и для сгала лепит «хурду-мурду», как иностранец. Так кокетничает, пока не крайний… Хорошо сказал какой-то мудрый нацмен: «Татары, берегите евреев! Не будет их — русские за вас возьмутся!» Только Штык с Кашчеем не попадут на место Шмуки. Давние кореша: на пару когти рвали из Верхотурской колонии. А я? Тоже — сам на сам. Такие одиночки — всегда козлы отпущения. Я «писатель», хотя и не ширмач и без кодлы — пустое место. Кодла мне фрайера на блюдечке подает…

В этой кодле хорошо мне. В других кодлах — обидные подначки, бесконечные разборки. А здесь — все по корешам. Это из-за Голубя. Все в кодле примерно одного возраста. Шмука — младший. Голубь на год меня постарше, а умнее в тысячу раз! Прирожденный центровой — лидер. На авторитет соображалкой работает, а не кулаками. Не гонорит, а самое трудное на себя берет. Общак держит честно — ни пенчика на себя не потратит! Такая щепетильность у него от питерских интеллигентов.

В кодле все мы одинаково дружбанЫ, хотя и разных национальностей: Кашчей — белорус, Мыло — казанский татарин, Штык — саратовский немец, Шмука, почему-то еврей, хотя из Рязани, а не из Москвы, где, говорят, половина жителей евреи, потому что другая половина еврейки. Голубь свою национальность определяет по родному городу: питерский. И каждого поправляет, кто его ленинградцем обзовет.

А я, как сибиряк, из казаков первопроходцев, не знаю, кто я: украинец, поляк, бурят, монгол, карагас, тофалар, китаец, цыган?.. Все они — мои предки. Забайкалье — такой котел, в котором с доисторических времен варятся вперемешку все лихие пришельцы из Европы и Азии, роднясь с аборигенами. Когда я в детстве спросил о своей национальности папу, он засмеялся и сказал:

— Ты — потомок Чингисхана! Взяв по жене от каждого народа, породнился он со всеми! Чингисхан — первый интернационалист!