Читать «Галактика обетованная» онлайн - страница 141

Митинг, посвященный великому событию в истории Рельсовска, начался.

На броневике сменялись ораторы.

Народ ликовал.

Где-то посреди этого ликования вдруг стало известно, что региональная конференция дилеров приняла резолюцию, осуждающую направленные на дестабилизацию положения действия Федора Михайловича Любимова, и призвала рельсовцев к гражданскому миру. А городской комитет охраны рельсы тоже, хотя и осудил резолюцию конференции дилеров, призвал Федора Михайловича остановиться.

Депутатов, сообщивших это, на митинге встретили неприветливо.

— Вы есть нехорошие люди! — прямо заявили им рельсовцы. — Мы слушали вас, пока Федя не пёрнул, а теперь не желаем слушать никого, потому что наш Федя пёрнул и вся жизнь в Рельсовске пойдет по-другому.

Агенты членкоров и дилеров пытались посеять зерна сомнений в душах рельсовцев, но таких агентов на митинге немедленно изобличали и били, хотя и сильно, но без ожесточения и не до смерти.

— Пускай живут, — добродушно говорили рельсовцы. — Все-таки праздник сегодня.

И, тем не менее, зерна сомнений дали свою поросль.

— Ну, ладно, — наутро рассуждали некоторые малодушные рельсовцы. — Федя, конечно, пёрнул. Это, что и говорить, здорово. Столько ждали этого праздника… Но что теперь все-таки будет у нас? И будет ли что-нибудь? Ведь евреев у нас нет, русских тоже, мужики с бабами отсутствуют, одни дилеры, членкоры да сникерсы… Как с таким народом жить наладишься?

Так рассуждали скептики, собирая депутацию к Федору Михайловичу Любимову.

Возглавили ее лучшие люди Рельсовска: главный предиктор, президент Сто двадцатилитрового банка Иван Гаврилович Громыхалов и директор НИИ Человека и Трупа, президент Восьмидесятилитрового банка Петр Николаевич Исправников.

Фаундрайзера Макаронкина они не взяли, поскольку не знали, нравятся ли Феде все эти фаундрайзеры, а кроме того, Макаронкин был занят. Его Двенадцатилитровый банк переживал в эти дни очередные потрясения, и Макаронкин проводил консультации с полевым командиром Витей-райкомовцем.

— Ну что, Федя… — усаживаясь за стол, заставленный пустыми бутылками, спросил Иван Гаврилович. — Что теперь делать-то будем? Ведь ты вчера, братец, понимаешь ли, пёрнул.

— Я?! — удивился Федор Михайлович.

— Ты! — подтвердил Петр Николаевич. — Весь город знает.

— Ну, значит, пёрнул, — согласился Федор Михайлович и снова уронил голову на залитый пивом, засыпанный окурками стол.

— А что теперь делать будем? — настойчиво потряс его за плечо Иван Гаврилович Громыхалов. — Решай, Федя. Народ сильно волнуется.

— Жалко, — сказал Федор Михайлович. — Жалко, выпить ничего не осталось, но решить, чего же? Можно решить. В общем, так. Я думаю, что первым делом надо отменить исчезновения.

— Как это?! — в один голос воскликнули лучшие люди.

— А так… Отменить и точка.

— Феденька, — ласково проговорил Иван Гаврилович. — Что ты говоришь, подумай сам? Все ведь исчезло. Ведь ты же знаешь, мы опасаться стали, что теперь живые и мертвые тоже исчезнуть могут!

— Отменить! — повторил Федор Михайлович, и Ивану Гавриловичу, хотя и был он президентом Сто двадцатилитрового банка, почему-то захотелось вскочить и вытянуться по стойке смирно.