Читать «Галактика обетованная» онлайн - страница 140
Николай Михайлович Коняев
И так встретили они и тот достопамятный, великий день.
С утра еще ничего не предвещало, что дню этому суждено повернуть историю города. Было, как всегда, тускло и слякотно, но перед обедом пронесся слух, что Федор Михайлович задумался.
— И что, давно он уже думает?! — раздраженно спросил главный предиктор города, президент Сто сорока литрового банка Иван Гаврилович Громыхалов у Евгения Иудкина, доложившего ему эту весть.
— Верочка! — переадресовал Иудкин вопрос секретарше. — Срочно выясните… Когда он задумался?
— Н-не заметили, — заикаясь от страха, через минуту доложила секретарша. — Вроде, говорят, порядочно уже сидит.
— Вро-о-де! — раздраженно сказал Громыхалов. — У вас всегда: вроде! Никакой серьезности!
— Ну, Иван Гаврилович! — в отчаянии воскликнула секретарша. — Ну, миленький! Ну, понимаем, что не бережем вас.
Она зарыдала и, уронив на пол бумаги, выбежала из кабинета, а главный предиктор набрал номер председателя городского комитета по охране рельсы.
— Ты знаешь, что он думает?! — прямо в лоб спросил он.
— Знаю, — ответил Чижов. — Что делать, Иван Гаврилович?
— Макаронкин где?!
— Заседает уже. Нам членкоров тоже собирать?
— Собирай! — Иван Гаврилович бросил трубку, а потом приказал Иудкину закладывать для выезда броневик.
Потом Громыхалов позвонил директору НИИ Человека и Трупа.
— Поедем что ли, Петро?
— Надо, Ванек, ехать. Никуда не денемся. Ребяты готовы уже. А еще и НАТО тоже обещало пособить.
— Ну, тогда, Петро, с Богом. Поехали.
Но доехать до Большого Федорчуковища они не успели. Броневик Ивана Гавриловича застрял в ликующей толпе, несущей транспарант «МЫ СДЕЛАЛИ СВОЙ ВЫБОР — ТЕПЕРЬ ФЕДЯ СДЕЛАЕТ СВОЙ!».
— Иудкин, — сказал Громыхалов. — Погляди там. Чего шумят-то?
Евгений Иудкин послушно выбрался из броневика. Бронетранспортеры рэкетиров застряли в толпе, запрудившей улицу.
— Пёр-нул! Пёр-нул! — скандировали обезумевшие от радости рельсовцы. — Пёр-нул! Фе-дя пёр-ну-ул!
Иван Гаврилович чуть подал броневик в сторону, чтобы не закрывать бронетранспортерам сектор обстрела, но там творилось что-то непонятное.
Рэкетиры, побросав пулеметы, спрыгивали с бронетранспортеров и братались с дилерами и членкорами.
— Ванька! — захрипел в рации голос Исправникова. — Ты понимаешь, Ванька, что делается?
— Не психуй, Петро! — сказал Иван Гаврилович. — Будем митинг открывать.
— Какой митинг! Какой митинг?! — заволновался Петр Николаевич. — У меня стрелять некому!
Но Иван Гаврилович уже не слушал его.
— Ну, основоположник! — сказал он Иудкину. — Давай! Рвани что-нибудь в духе текущего момента!
Иудкин понимающе кивнул и — не зря его держал при себе Иван Гаврилович! — тут же полез на броневик.
Укрепился на нем и взмахнул рукою с зажатым в ней беретиком.
Вначале Иудкина было плохо слышно, но постепенно голос рос, а толпа стихала, и последние строки прозвучали в полной тишине, проникая в самые отдаленные уголки площади:
И еще мгновение длилась глубокая тишина, а потом она — о, сила поэзии! — взорвалась криками восторга и ликования.
