Читать «Костяной браслет» онлайн - страница 20

5

По узкой тропе между отрогами серо-голубых гор Сольвейг шла первой. Затем, на вершине перевала, она повернулась и встретилась глазами с Турпином. Ее накидка из войлока хлопала на ветру, а солнце, сиявшее из-за спины, нимбом озаряло ее золотые волосы.

Турпин, загородив от света глаза своей волосатой рукой, рассматривал ее.

— Что такое? — спросила она, слегка склонив голову набок.

Турпин тихо пробормотал:

— Ты напоминаешь мне… — И, не договорив, он пошел дальше, обгоняя Сольвейг.

Светило солнце, дул ветер, проносились по небу серо-бурые облака, осыпались на землю ледяные апрельские ливни, однажды случился снегопад. Шли дни.

«Ты видел все это? — мысленно спрашивала Сольвейг. — Отец, видел ли ты эти гигантские валуны, здесь их по склонам разбросаны сотни, тысячи! Они похожи на стадо овец-великанов. Умывался ли ледяной водой из горной реки, чьи пенные воды белы, словно молоко? Горные тропы открыты всем ветрам, а лесные дорожки застланы упругим ковром из сосновых игл; воздух здесь, наверху, такой прозрачный, что каждый звук — звон колокольчика на шее у козы, что стоит на дальней гряде, или стук топора и колотушки, которыми местный житель раскалывает бревна, — плывет по всей долине. Земля снова начала распахивать свои глаза: маленькие желтые цветочки с желтыми зрачками. Ты видел следы в росе, что оставляют волки, хорьки и зайцы-беляки? А помет косули? Ты слышал тихий шепот из-под воды в часы, когда падает снег? Чувствовал под ногами молодой мох, похожий на губку и такой пугающе зеленый? Вдыхал ли в себя утро — такое чистое, будто в первый день существования мира?»

А Сольвейг видела, слышала и чувствовала все это.

В сумерках, когда путники останавливались на ночлег — дважды они ночевали в ветхих амбарах и один раз в неглубокой пещере, но все остальное время спали под открытым небом, при ярком свете звезд и мерцании костра, — Сольвейг вырезала что-то из клена.

— Что это ты мастеришь? — спросила ее Ильва.

Сольвейг молчала.

— Похоже на рукоять для молота.

— Может, это длинная ложка? — предположил Орм.

Сольвейг придвинулась поближе к огню, где потрескивали и пощелкивали осиновые поленья.

— В таком полумраке, — ответила она, — то, что казалось чем-то одним, становится другим. Я вижу здесь все что угодно.

Орм взглянул на Ильву, медленно покачал головой и постучал указательным пальцем себе по виску.

— И даже когда я знаю, что хочу вырезать, — добавила Сольвейг, — лучше все-таки не рассказывать.

— О чем это ты сейчас? — спросила Ильва.

— Когда создаешь что-то, — откликнулась девушка, — лучше не говорить об этом, пока не закончишь дело.

Ильва нахмурилась:

— Почему это?

— Не могу объяснить. Но когда я вырезаю что-нибудь, мне требуются все мои силы, я погружаюсь в дело всеми чувствами и мыслями, и телом тоже, каждой его пядью. И разговоры тогда только опустошают меня. Слова делают меня слабее.

После того как все четверо поели и выпили немного эля, Сольвейг вытянулась на земле, и вскоре Турпин принялся рассказывать ей про лето. Если путешествовать здесь летом, а не зимой, то все совсем другое. На ледниках все еще лежит снег, но все луга взирают на тебя яркими глазами люпинов — молочно-белых, розовых, багряных… Мы жарим желтые грибы и собираем алые ягоды…