Читать «Вятское кружево» онлайн - страница 29

Станислав Тимофеевич Романовский

— Августа Николаевна, а вы не родня Лидии Александровне? Где она сейчас?

Но он не спрашивал: была бы родня — вся бы деревня знала. Родством и свойством в деревнях, как нигде, дорожат, и беспамятных тут не бывает.

Между тем Августа Николаевна дошла до сочинения Сережиного соседа и похвалила его:

— Хорошая работа.

— А мы плохих не пишем! — польщенно отозвался Петр Паратиков.

— Бывает, что и вы пишете, — заметила учительница. — А на этот раз я бы сказала: «Приятное сочинение!»

Сочинитель покраснел, и сложное выражение его лица можно было расшифровать примерно так:

«А мы только такие и пишем!»

Учительница прибавила:

— Вот только в самом конце приписано что-то странное.

— Что такое? — насторожился Петр Паратиков, и класс замер от любопытства.

— Сочинение заканчивается так, — поверх очков учительница оглядела класс и зачитала концовку:

«Воспоминания о Лермонтове Петра Ильича Паратикова». Вот…

На этот раз класс засмеялся сам по себе. Уши сочинителя запылали малиновым огнем. Лицо учительницы было совершенно серьезным, и она мягко объяснила:

— …Воспоминания пишут о тех, кого вы знали лично, с кем встречались, разговаривали. Сейчас не осталось в живых тех людей, что встречались с Лермонтовым и дышали с ним одним воздухом. А отметку я тебе не снизила, Петя. Концовку, правда, подчеркнула и красным карандашом поставила знак вопроса. Возьми сочинение. Что касается других учеников, то…

В классе стало тихо.

Учительница говорила, а Петр Паратиков, шевеля пухлыми губами, про себя читал и перечитывал свое сочинение, словно труд знаменитого писателя. Разобрав работы остальных, учительница раздала их детям, и в классе установился устойчивый рабочий гул — по делу, а не от безделья или шалостей.

Гул нарастал, ослабевал, а Сережа с грустью думал, что скоро пройдет первый урок. А потом и весь школьный день. Тогда надо идти домой, где нет ни души: дедушка с ночевкой уехал на центральную усадьбу колхоза — ладить парниковые рамы.

Скорее бы он приезжал, что ли.

А гул нарастал, и Сережа, чтобы не выглядеть букой, тоже шумел, оборачивался, кому-то что-то говорил, смеялся чьим-то словам, и его словам смеялись тоже. Он опять что-то говорил, однако ни на мгновение не выпуская из виду Августу Николаевну, чтобы тут же притихнуть, как только она оторвется от книги и даст знать:

— Шуму конец! Начали другую работу.

Сережа притихнет, и вместе с ним мало-помалу успокоится весь класс и станет слушать, что скажет Августа Николаевна.

Сегодня она что-то не прерывает шум в классе и очень долго читает книгу. Сережа присмотрелся и увидел, что она только делает вид, что читает. Под стеклами очков прикрыла глаза, и веки у нее нынче тяжелые, а на лице лежат тени.

Темные тени, болезненные.

Сережа перепугался: а вдруг старая учительница умрет? Не прямо сейчас, а скоро. Что тогда?

Школу закроют?..

Пустота.