Читать «Вятское кружево» онлайн - страница 29
Станислав Тимофеевич Романовский
— Августа Николаевна, а вы не родня Лидии Александровне? Где она сейчас?
Но он не спрашивал: была бы родня — вся бы деревня знала. Родством и свойством в деревнях, как нигде, дорожат, и беспамятных тут не бывает.
Между тем Августа Николаевна дошла до сочинения Сережиного соседа и похвалила его:
— Хорошая работа.
— А мы плохих не пишем! — польщенно отозвался Петр Паратиков.
— Бывает, что и вы пишете, — заметила учительница. — А на этот раз я бы сказала: «Приятное сочинение!»
Сочинитель покраснел, и сложное выражение его лица можно было расшифровать примерно так:
«А мы только такие и пишем!»
Учительница прибавила:
— Вот только в самом конце приписано что-то странное.
— Что такое? — насторожился Петр Паратиков, и класс замер от любопытства.
— Сочинение заканчивается так, — поверх очков учительница оглядела класс и зачитала концовку:
«Воспоминания о Лермонтове Петра Ильича Паратикова». Вот…
На этот раз класс засмеялся сам по себе. Уши сочинителя запылали малиновым огнем. Лицо учительницы было совершенно серьезным, и она мягко объяснила:
— …Воспоминания пишут о тех, кого вы знали лично, с кем встречались, разговаривали. Сейчас не осталось в живых тех людей, что встречались с Лермонтовым и дышали с ним одним воздухом. А отметку я тебе не снизила, Петя. Концовку, правда, подчеркнула и красным карандашом поставила знак вопроса. Возьми сочинение. Что касается других учеников, то…
В классе стало тихо.
Учительница говорила, а Петр Паратиков, шевеля пухлыми губами, про себя читал и перечитывал свое сочинение, словно труд знаменитого писателя. Разобрав работы остальных, учительница раздала их детям, и в классе установился устойчивый рабочий гул — по делу, а не от безделья или шалостей.
Гул нарастал, ослабевал, а Сережа с грустью думал, что скоро пройдет первый урок. А потом и весь школьный день. Тогда надо идти домой, где нет ни души: дедушка с ночевкой уехал на центральную усадьбу колхоза — ладить парниковые рамы.
Скорее бы он приезжал, что ли.
А гул нарастал, и Сережа, чтобы не выглядеть букой, тоже шумел, оборачивался, кому-то что-то говорил, смеялся чьим-то словам, и его словам смеялись тоже. Он опять что-то говорил, однако ни на мгновение не выпуская из виду Августу Николаевну, чтобы тут же притихнуть, как только она оторвется от книги и даст знать:
— Шуму конец! Начали другую работу.
Сережа притихнет, и вместе с ним мало-помалу успокоится весь класс и станет слушать, что скажет Августа Николаевна.
Сегодня она что-то не прерывает шум в классе и очень долго читает книгу. Сережа присмотрелся и увидел, что она только делает вид, что читает. Под стеклами очков прикрыла глаза, и веки у нее нынче тяжелые, а на лице лежат тени.
Темные тени, болезненные.
Сережа перепугался: а вдруг старая учительница умрет? Не прямо сейчас, а скоро. Что тогда?
Школу закроют?..
Пустота.