Читать «Кроме тебя одного» онлайн - страница 56

Сергей Иванович Стешец

Кешка поежился, как от озноба, задержал дыхание, словно затаился от инспектора угрозыска, спрятавшегося в камышах и подслушивающего его мысли. Живьем — как инквизиторы. И бродят где-то, водку кушают, баб лапают, балдеют, в общем. А может, и нет? Если с совестью после школы расстались, то страх быть разоблаченными с ними, верно, постоянно ходит? С ним не жизнь, а мука вечная. Если бы они догадывались, что Кешка — единственный свидетель, разве не боялись бы еще больше, разве не нашли бы его и не утопили бы в Ишиме? А что ему делать? К прокурору идти? А тот ему: где ж ты, милок, раньше был? Ты, милок, теперь не свидетель, а соучастник, выходит! Чего ему-то, Кешке, суетиться? Он не убивал, не сжигал.

Но Потапенко... Хорошо еще, что нет на свете этом ни бога, ни черта, ни душ усопших человеков. Иначе отрыгнулось бы Кешке молчание. Он уверен в том, что нет? Почему же не отрезало в памяти этот случай, почему Потапенко все чаще и все настойчивее преследует его? И, наверное, не только его. Жаманкулова с Васькой — еще больше. Хватает же одной души умершего, чтобы испортить жизнь троим живущим!

Да пошло все оно к черту! Так и рехнуться можно или броситься в Жаксы к прокурору.

Он понял, что не уснет, поднялся, пошел к Короткому и Курловичу.

— Ты после шабашки куда, Кешка? — спросил Серега.

«Ну вот, мало ему Яшки — за меня взялся!» — разозлился бич.

— У бича дорога одна: во мраке и к полной свободе.

— Ладно, брось ты!.. — поморщился Курлович. — Я серьезно.

«И до всего тебе есть дело, бляха-муха!»

— В кочегарку на полати. И в спячку, как медведь, до весны.

— Слышь, Кеша. Ты человек вольный, тебе один хрен, где кантоваться. — Яшка дружелюбно положил ему руку на плечо. — Есть предложение подмогнуть Сереге хату достроить. Наварим горилки, поживем на природе. Как?

Кешка растерялся. И в самом деле — не все равно ли где?

— Я что... Если надо...

— Ну и добро, — сказал Короткий. — Пойдем купаться, а то я от жары так завялился, что пиво со мной можно пить.

Кончалось короткое степное лето. Последними августовскими ночами заявлялся морозец, посыпал инеем ковыль и однажды — даже лужицы тонюсенькой корочкой льда прихватил. Спать под одним байковым одеялом в складе бичам был не сезон, и они натаскали свежей соломы с убранного поля за сопкой. Заползали под стожки и шуршали всю ночь, как мыши.

Шабашка работала как надо, даже лучше, чем четыре года назад, и Арнольд мог быть довольным. Бичи вкалывали, как на себя. Что подействовало? То ли добавка на сотню в месяц (Раткевич уступил требованиям Кешки, которого поддержали Короткий и Курлович), то ли человеческое обращение. Борька теперь их побаивался, а Арнольд решил не связываться.

Что-то происходит в подлунном мире, если даже бичи гонором обзаводятся. Но чихать ему на все эти перемены — его одно волновало: осенью он прикатит в любезный свой Петриков на черной «Волге». Не менее семи-восьми кусков он привезет, не будет он Арнольдом Раткевичем — единственным и любимым сыном своих родителей. Аферку он придумал — себе боялся лишний раз напоминать: облапошит он местных хапуг-начальничков, заберет кровно заработанное, а им кукиш покажет. Друзья-шабашники знают, что он начальникам по куску пообещал. Раткевич их разуверять не станет. Дело без проигрыша — хапугам жаловаться некому, а Арнольд в Кендыкты — больше ни ногой.