Читать «Цыганские сказания» онлайн - страница 157
Лилит Михайловна Мазикина
— А оружия ты не взял? — спрашиваю я Адомаса, подпрыгивая на еловых корнях.
— Вот же топор…
— И всё?! А что-нибудь волшебное?! Вдруг мертвяки нападут, или «сорокопуты»…
— Монахи сюда не сунутся. С мертвяками я без волшебства справлюсь. Что ты такая беспокойная?
Сам Адомас, кажется, всегда спокоен. Трудно представить, что он умеет метать вилы и вот этим топориком в руке может кого-то как следует долбануть.
Я пытаюсь запомнить дорогу, и литовец это замечает:
— Не утруждайся ты. Хозяин потом переложит пути, не узнаешь.
— А ты откуда всё знаешь? Может, ты сам… хозяин?
— Да что ты! Нет. Дым у меня жидковат. Я ему кум.
— Ка-а-ак?
— Кум. У вас не так говорят? Вот есть я, есть Гядиминас, сын мой, есть его крёстный отец. Я крёстному отцу…
— Леший — крёстный?!
— Здесь, в лесу, свои крестины.
У меня голова кругом. Жить среди вампиров было как-то проще и будничней.
— Адомас! Адомас! А мавки существуют?
— Чего тебе в голову лезет всякое? Нет, конечно.
— А ты откуда знаешь наверняка?
— Да их же никто никогда не видел.
— А цыгане говорят, что видели.
— Цыгане наговорят…
— Адомас, а чего у него ноги такие?
— У кого?
— У хозяина.
— Старый. Трудно уже полностью перевёртываться.
— Раз он стареет, значит, умрёт тоже?
— Конечно, умрёт.
Ели сменяются голыми стволами: лиственный лес пошёл. А листья давно внизу, корни греют.
— А кто же тогда вместо него тут останется?
— Крестник, стало быть. Сына-то у него нет.
— Гядиминас?!
— Значит, так. Другого крестника нет.
Ого! Я могу рассказывать цыганятам, что качала на коленях лешего, когда он был маленьким.
— А кикиморы?
— Что кикиморы?
— А кикиморы есть?
— Где?!
— Ну, вообще…
— А, я думал, здесь завелись. Пакость они страшная. Надо выводить, если увидишь… Пришли.
— Так быстро?! Двух часов не прошло.
— Хозяин помог. Ты ему нравишься. Был бы помоложе, украл бы тебя замуж.
Я не придумываю, как отшутиться. Да и как-то не настраивают на шутки черепа на частоколе. Отсюда они кажутся бутафорскими, но я помню — настоящие, просто распухшие, выросшие в заколдованной земле возле замка. Однажды мне судьба поставить на законное место и череп Марчина Твардовского, рыцаря, который целый век провёл девятнадцатилетним.
Ворота рачительно заперты. Литовец достаёт ключ, почти бесшумно проворачивает его в замке, так же тихо отворяет створку. Всё у него смазано, всё налажено. Усадьба была оставлена на настоящего хозяина. Я чувствую мимолётный укол ревности, хотя — что мне до дома Твардовских-Бялыляс? Я здесь прожила только несколько недель, и то — в плену. Сбежала при первой возможности.
Здесь совсем ничего не изменилось.
Дом с башенкой. Огород с черепами. Конюшня. Курятник. Слабо тянет птичьим помётом.
На кухне дремлет на топчане поверх овчин столетняя Ядзя, последняя из Твардовских-Бялыляс: куль с тряпьём, из которого торчат коричневые руки, коричневый нос, сморщенное коричневое лицо, полускрытое распущенными седыми космами. Печь сегодня была топлена, и даже еду Ядзя готовила — бульоном пахнет. Адомас склоняется над старухой, внимательное рассматривает лицо, невесомо касается — самыми кончиками пальцев — лба и запястья. Говорит шёпотом: