Читать «Цыганские сказания» онлайн - страница 148

— Тошнит, какое другое недомогание?

— Спать хочу. И есть. И в туалет очень.

— Завтрак пропустила, обед будет в два пополудни. Сейчас тебя воспитательница отведёт в туалет. Только вещи опишем.

Ой! Ой-ой-ой!

Офицер тянет положенный на пустой столик рядом мешок на себя. Я хватаю и пытаюсь притянуть к себе. Наверное, то было не лучшее из решений: уставшая от бродяжничества наволочка как будто лопается, и все мои бесчисленные талисманы рассыпаются. Зуб Маруси Михай отлетает мне прямо под ноги. Только остатки буханки остались лежать спокойно.

Офицер наконец проявляет немного чувства. Глаза у него становятся круглые и злые.

— Однако ж!

В общем, в туалет я попала только через час и долго там умывала опухшее от слёз лицо. Нет, пытать меня не пытали. Так, до истерики довели.

Господи, как жрать охота. С этой мыслью я проваливаюсь в сон, едва меня заводят в большую клетку и показывают пустой топчан, узкий и занозистый. Только ложусь да салоп на голову натягиваю.

Уж конечно, я просыпаю обед — никому и в голову не приходит меня толкнуть. Да и сидят тут со мной две апатичные девицы, лет пятнадцати на вид. Небось еще мою порцию взяли да слопали — у, дуры! Я сейчас, кажется, собственный желудок переварю. Ко всему прочему, я вспотела и у меня нет таблеток — приходится почти полчаса лежать, не имея возможности что-то сделать с ситуацией.

— Тётя-а-а! Тёть! — я стараюсь подзывать воспитательницу самым жалобным голоском, какой могу изобразить. — Тётенька, я кушать хочу. Тётенька, у меня живот болит!

— Ужин через три часа, — равнодушно отзывается дежурная воспитательница.

— Тётя, я беременная!

— А мне что за беда? Я тебе, что ли, ноги разводила? — она даже не отрывается от романа в дешёвом жиденьком переплёте. Небось про неземную любовь читает. Небось герой героиню в ресторан отвёл. И жрут там. Устрицы жрут, ананасы, каплунов жареных, форель под нежным соусом. Потом ещё бланманже обязательно. Или парфе. В любовных романах все жрут парфе или бланманже на десерт, никто не трескает пирожков с яблочком. Разборчивые, сволочи. Я испытываю прилив жгучей, как желудочный сок, ненависти к любовным романам, воспитательнице и её коротким химическим кудрям. Жрать-то, жрать-то как охота, Господи! Лопать, трескать, нямкать, наворачивать. Хоть форель, хоть селёдку. У-у-у, селёдки хочу! Сил нет. Даже слёзы по щекам рекой.

— Тётя, тётенька, хоть хлебца моего принеси, который в мешочке был!

— Скажи, где золото крала, тогда подумаю.

У-у-у…

— Тётя, я скажу, принеси хлебца…

Воспитательница со вздохом откладывает книжку.

— Идём. В протокол записывать будем.

Я бреду перед ней, спотыкаясь, к комнате со столами. Там они с усатым наседают на меня вдвоём: давай, давай, говори.

— У хозяина крала. Дайте хлебца, не могу я, умру я сейчас! Католики вы или турки проклятые?

— Что за хозяин? У кого ты служила?

— Я вот скажу, а вы обманете! Хлеб сначала дайте! Матушка, Мария дева, заступница наша… Ой, помираю! Не могу я!

— Вот, смотри, я тебе кофе наливаю. Вкусно пахнет? У кого служила, говори?

— У жидовина в квартале ихнем… Дайте, дайте же! — я готова врать что угодно и головой об стену биться, так мне живот грызёт. Книжник просто подвернулся мне — я с ним единственным в городе говорила дольше двух минут.