Читать «Нерон, кровавый поэт» онлайн - страница 139

Дежё Костолани

— Сколько же лет ему было? — спросил Фаон.

— Минуло тридцать.

— Какой молодой! — с глубоким удивлением вздохнул Фаон.

— Скоро ему исполнилось бы тридцать один, — тоже с удивлением проговорил Эпафродит. — Тринадцать лет правил он, потомок Энея, Римской империей. Последний из рода Юлиев. Детей у него нет. Однако немало он прожил.

— Мог бы еще пожить, — сказал Фаон.

— Теперь бы в самую пору ему начать. И жить. И заниматься литературой. После всего, что было. Жадная, беспечная, изуродованная душа.

— Много преступлений у него на совести, — заметил Фаон.

— Каждый родившийся на свет человек в чем-либо виноват, — нахмурился Эпафродит. — Но, умирая, он все искупает. Мертвые всегда невиновны.

По дорожке между деревьями они пошли к беседке, где их ждал накрытый стол, нежный сыр, творог, сливочное масло. Там разлегся мертвецки пьяный Спор; язык у него не ворочался, и на вопрос, почему он молчит, вяло пожимая плечами, он отвечал только смехом. Эпафродит и Фаон заняли места за столом. Отведали одно, другое; все увиденное и услышанное так сильно подействовало на них, что говорить об этом они больше не могли.

На безоблачном небе сверкали желтые точки звезд, и на горизонте пролетала комета, как бы извещавшая о конце императора. Разметав рыжие космы, она неслась, словно небесная безумица, явившаяся с какой-то кровавой вестью.

— Далеко, наверно, она, — сказал Фаон.

— Очень далеко, — подтвердил Эпафродит, занимавшийся в юности пифагорейской астрономией, — где-нибудь в центре Вселенной. Там вращается она вокруг центрального огня. Потому и в ней огонь.

Так беседовали они, когда в синей июньской ночи из виноградных кустов вдруг вышла женщина в запыленной одежде и, спотыкаясь, побрела по садовой дорожке. Остановившись перед беседкой, она открыла лицо.

Эпафродит и Фаон увидели, что это старуха в печали и горе. Они смотрели на нее с удивлением.

Эпафродит первый узнал ее.

— Эклоги, — сказал он.

— Няня, — добавил Фаон.

В императорском дворце видел он няню, гречанку, кормилицу императора Нерона, которая жила там в большом почете.

— А вот и няня, — по-матерински ласково и укоризненно прошептала старая женщина.

Как малыши, всегда говорила она о себе: «няня пришла», «няня кушает», «няня идет баиньки».

Ей предложили сесть; эта темная, сморщенная мумия в свои семьдесят лет приплелась сюда из Рима при вести, что разразилось восстание и вскормленный ее молоком император бежал из дворца. Но она не захотела сесть.

— Где он? — тихо спросила она.

Эпафродит и Фаон встали и, светя маленькой масляной лампой, повели кормилицу к сараю. Молча вошли в него.

— Здесь, — сказал Эпафродит, указывая на императора, который лежал под покрывалом на земле.

— Помер?

Оба кивнули утвердительно.

Сняв покрывало, Эклоги осветила мертвое тело. Она не удивилась и не испугалась, ибо была женщиной. Кормилица, вершительница начала и конца, которая вскармливает грудью и хоронит, одинаково сведущая у колыбели и у гроба, засучив рукава туники, приготовилась к делу. Попросила принести воды и дров, чтобы воздать покойнику подобающие почести.