Читать «Словарь далей» онлайн - страница 4

"Слышишь, не забывай меня…."

Слышишь, не забывай меня, счастье неназываемое, рыжая полонянка рощиц яснополянских! Крикни мне из столиц твоих: помнится ли и длится ль нежность ослепших листьев, трогавших наши лица? Перешепчи по почте почерком удивленным: что тебе этой ночью шепчет звезда над кленом? Снова я с этим, с этим, с этим, что отболело, точно полоска под сердцем, мертвенно побелело. Светом былых галактик светит былое чудо… Запахивая халатик, резко звякнув посудой, ты обернись — не зовут ли? — к окнам своим замерзшим, словно от боли смутной ясный свой лоб наморщив. Где-то в большой державе, нас разделившей стольким, звезды мой лоб прижали к черным морозным стеклам. Чтоб и теперь делиться радостью и бедою белых незрячих листьев, тающих под ладонью… Тише, милая, тише: туфельки спят в прихожей, спит за стеной сынишка, не на меня похожий. Спит и твой муж, уставши, ты же его разбудишь… Не забывай меня, даже если меня забудешь.                                        1969

Недоговоренное с Пушкиным

1. Январь, 1837. День дуэли Данзаса ждать. Письмо писать о переводах детской книжки. И — ни словечка не сказать Наташке, Сашке, Машке, Гришке! И — не взглянуть. И — не шагнуть туда, к разбросанным пеленкам, и к чепчикам, и к распашонкам, и к долгополым рубашонкам, спросонок сбившимся на грудь! Уже их участь решена. И в детской — белыми крылами — неведенье дневного сна укрыло их. И тьма — кругами. В ней — ненависти едкий дым, и честь, и разговоры в свете, и невозможность быть слепым… Но дети, Пушкин? Как же дети? 2. Михайловское. Пущин. Черт возьми, по селу — бубенцы! Раскатились по снегу в концы, в закоулки и выселки даже, ссылка равновелика удаче, если — Пущин! Да с парой вина! Да беседа с темна до темна, допьяна — не с вина, с разговора! Скоро, Пушкин, мучительно скоро собеседники и собутыльники выйдут в висельники и кандальники, но — зато балерины субтильненькие, но — зато похожденья скандальненькие. Скоро, Пушкин, ты скажешь, что казни — к вящей славе. И что без боязни ты глядишь в девятнадцатый век. Но сегодня, в свободу отпущен, все же из-под опущенных век ты взгляни через стол. Это — Пущин. 3. Тригорское. Анна Керн. Какое нужно вдохновенье, веселое осатаненье, когда ей безмятежно спится, писать про чудное мгновенье! /А следующая страница — «Ох, вавилонская блудница!»/ Нет, Пушкин. Все же эта спица — о двух концах. Быть может, ты и чувств, и тела наготы стыдился мало. Я б не мог шагнуть за нравственный порог, увидеть вянущий венок, читая Пушкина, она и молчалива, и бледна, погружена в девичьи грезы, одной рукой стирая слезы, другою шарит между ног… О, Пушкин, Пушкин! Как ты смог? 4. 1999. Юбилей Даже памятник — как и должны — укоряют пушкиноведы за нечищеные штиблеты и неглаженые штаны. Ими Пушкин не отутюжен до конца, потому и нужен в собеседники. Слава Творцу, речку Черную и Тверцу, смерть с любовью соединившему, это дело знакомо Всевышнему. На всея Руси, на Руси всея не ему одному была чаша сия. Так наполним бокалы бордо и содвинем бокалы разом! Пушкин с нами — и с нами добро, Пушкин с нами — и с нами разум. До чего же все-таки жаль его, непутевого и печального…