Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 42
Михаил Герман
Только я одна, имея столь безраздельно любимую дочь, должна быть лишена радости ее видеть и постоянно жить с ней. Такова воля Провидения, которой я могу повиноваться лишь с бесконечной скорбью. Поэтому мы должны писать друг другу, потому что это единственное, что нам остается. ‹…› Каждое утро я в саду, который вам так знаком. Я ищу вас повсюду, и каждый уголок, где я видела вас, приносит мне страдания. Теперь вы понимаете, как любая мелочь, напоминающая о вас, запечатлевается в моем бедном мозгу. ‹…› Г-н Паскаль говорил, что все беды происходят оттого, что человек не умеет всегда оставаться в собственной комнате. ‹…› В лесах этих я нахожу бесконечно много красоты и грусти; все эти деревья, которые вы видели маленькими, стали большими, стройными и невероятно прекрасными. Они вытянулись и создали очаровательную тень. В высоту они уже достигли сорока и пятидесяти футов, и в этом есть что-то от материнского чувства. Подумайте, ведь это я их посадила…
И могла весело и даже рискованно шутить о том, как показался ей нескромным цвет выбранной подкладки для халата; и с точностью писателя XX столетия написать беременной дочери: «Боже мой, моя хорошая, как тяготит меня ваш живот…»
Она много и серьезно читала, восхищалась Монтенем; а современники были в восторге от ее ума, ее политические суждения были аргументированны и непримиримы, а каждое ее
И легкие шаги «некоронованной королевы Маре» (Андре Моруа), и грохот ее кареты, и шелест платья, и речь, всегда энергичная, полная жизни, печали и ума, – все это слышали безмолвные камни Маре. И где это эхо минувшего? Молчит портрет, но письма будут говорить с теми, кто даст себе труд войти в их далекий, мудрый, насмешливый мир. «На сердце не бывает морщин». Но какое мужество должно иметь такое сердце!
Читают эти письма ныне? Странно и жаль, что их не читали современники, но в XVIII столетии их, разумеется, знали, их легкое эхо звучит и у Руссо, и у аббата Прево и вообще в сознании людей галантного века, может быть, даже и в картинах Ватто. И у ее соседей из грядущих времен – Виктора Гюго, Теофиля Готье. А вот представить обитателя квартиры в доме 21 бельгийского журналиста и начинающего писателя Жоржа Сименона (Сима) за чтением писем мадам де Севинье – труднее.