Читать «Дорогие спутники мои» онлайн - страница 48
Дм. Хренков
— Понимаешь, - шептал мне, когда мы легли на нары, Лихарев, - это же - целая новелла!
Под утро в дзот ввалились саперы. Им предстояло проделать для разводчиков проходы в минных полях. Лихарев, как старший по званию, устроил саперам форменный экзамен, а когда начало светать, не утерпел и пополз вместе с ними к проволочному заграждению.
Так боевая командирская или журналистская работа все время "мешала" поэту Лихареву. Впрочем, за войну он написал немало стихов, но большинство из них не печатал в своих книгах. Почему? Он сам ответил на этот вопрос:
Лихарев никогда не преувеличивал ценность своих стихов. Может быть, он действительно не успел написать лучших произведений о войне, как не смог этого сделать и на фронте, постоянно откладывая тетрадь со стихами ради других дел, не терпевших отлагательства. И все-таки многое из написанного им тогда не погибло, не похоронено в подшивках газет. Каждый раз, собираясь на праздник Победы, в годовщину прорыва или снятия блокады, участники ленинградской обороны непременно вспоминают стихи Лихарева, в которых запечатлено само время.
Так они обретают вторую жизнь, помогая ветеранам вспомнить пережитое, а нашим детям "увидеть" наше прошлое.
"...Мне нравится искусство бочара..."
Экспресс "Берлин - Москва" останавливается в Смоленске всего иа несколько минут, но я позвонил из Бреста Николаю Ивановичу Рыленкову. Николай Иванович обладал редкостной, теперь, как мне кажется, не часто встречающейся способностью слушать. Ему можно было рассказывать о чем угодно, и он всегда был - само внимание. Сидя в своем Смоленске, он пристально наблюдал за всем, что происходит в литературе, успевал прочитывать множество книг, журнальных статей, стихов. Я не помню ни одного случая, чтобы, начав с ним разговор о каком-нибудь молодом ленинградском поэте, успевшем где-то напечатать первые стихи, не услышал бы от Николая Ивановича обстоятельного анализа этих стихов. Он всегда испытывал желание помочь мне узнать больше, чем знал я до разговора с ним, разобраться в каких-то явлениях, подсказать, о чем непременно следует написать...
С Николаем Ивановичем нас связывала старая дружба, хотя в первые послевоенные годы я чувствовал угрызения совести и не всегда мог вот так же, как оп, с открытым сердцем идти к нему. На то была причина.
В 1937 или 1938 году, будучи студентом Ленинградского института журналистики, я проходил практику в Смоленске, в редакции газеты "Рабочий путь". Там сразу узнали о том, что я люблю поэзию, и поручили мне написать рецензию на только что вышедшую книгу стихов Рыленкова. Я охотно согласился. Не помню ужо, что я тогда понаписал, но одно стихотворение разделал что называется под орех. Это были стихи про бочара, которому в своем искусстве хотел бы уподобиться поэт. Мне показались они традиционно-декларативными, и я с самонадеянностью желторотого птенца "проработал" за это автора. Потом, когда одну за другой я читал книжки Рыленкова, та, первая рецензия, что называется жгла мне душу. Острое чувство стыда и вины перед поэтом усиливались от того, что ни в одном разговоре со мной Николай Иванович ни разу не вспомнил о рецензии, не укорил меня хотя бы намеком.
