Читать «Дорогие спутники мои» онлайн - страница 20

Дм. Хренков

Пришла. 

Пирует Мамаем, 

Задом на город насев. 

Эту ночь глазами не проломаем, 

Черную, как Азеф.

Вряд ли у неподготовленного читателя она вызовет зрительные представления. Но когда оп узнает и про битву русских с татарами, и про черное предательство провокатора Азефа, образный строй этих строк раскроется во всей своей исполинской силе.

Но есть стихи, для пониманья которых нужны не столько знания, сколько жизненный опыт или даже просто особое состояние души. Так, каждое поколение юношей и определенную шору открывает для себя заново пушкинские строки "Я вас любил...".

Но вернемся к Покрышеву. В тот день он еще раз дозвонился к нам, по я успел продиктовать ему только одну строфу.

Жди меня, и я вернусь. 

Только очень жди, 

Жди, когда наводят грусть 

Желтые дожди. 

Жди, когда снега метут, 

Жди, когда жара, 

Жди, когда других не ждут, 

Позабыв вчера.

На нашем участке фронта возобновились упорные бои.

Я подолгу не бывал в редакции, а когда наконец появился, Маша сообщила:

— Каждый день звонит Покрышев.

— Что-нибудь передал?

— Ничего.

Между тем в эти дни наши летчики много и успешно "работали" в воздухе. Многие из пас с земли наблюдали за воздушными боями. Однажды три наших "ястребка" закрутили "карусель" с шестью "мессерами", четырех сбили, а пятый ушел со шлейфом черного дыма.

В этот день мне позвонил Покрышев.

— Диктуй дальше, - словно нас только что прервали, сказал он.

— Вылеты были?

— По пять в день.

— Расскажи подробней.

— А что рассказывать. Давай диктуй. Первые строчки я уже выучил.

Не помню, за сколько раз Покрышеву удалось записать все стихотворение, однако когда мы встретились, оп действительно знал его наизусть. В день моего приезда на аэродром фашистская авиация предприняла новую попытку разбомбить мост через Волхов. Воздушные бон продолжались до тем1Ноты, и, пока техники готовили машину к новому вылету, мы с Покрышевым успевали сказать друг другу лишь несколько слов. Уже сидя в кабине, оп каждый раз поднимал кверху ладонь и кричал:

— Жди меня, и я вернусь...

Я понимал: в эти минуты Покрышев думает не обо мне и не о стихах. Просто в стихотворной строчке было удачно выражено что-то очень важное для него, и оп без конца повторял их на земле, а может быть, и в небе, полном опасности.

— А здорово твой Симонов пишет! - сказал мне как-то Покрышев, когда мы лежали с ним на опушке в двух шагах от его "томагавка", над которым колдовали техники. - Передай спасибо.

— Я с Симоновым не знаком.

— Как же так? - удивился Покрышев. - В газете работаете и друг друга не знаете?

Покрышев покусал хворостинку, потеребил щетинку усов.

— Почитай еще что-нибудь Симонова.

Я читал "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины".

"Майор привез мальчишку на лафете", "Если бог пас своим могуществом"...

Покрышев закрывал глаза. По его темному от загара лицу скользил солнечный зайчик. В лесу щебетала какая-то пичуга. В небе дремали белые крутобокие облака. Только стихи, казалось, напоминали сейчас о войне. Я переставал читать, полагая, что мой товарищ уснул, по Покрышев тотчас открывал глаза, просил: