Читать «Дорогие спутники мои» онлайн - страница 19

— Берите, это я для вас приготовила. Здесь оставлено сердце мое...

Петр Покрышев учит стихи

В этом авиационном истребительном полку Петр Покрышев должен был исполнять обязанности внештатного корреспондента нашей газеты.

— Дело простое, - говорил я ему. - После боевых вылетов звони в редакцию и сообщай, кто сколько сбил.

— Это хорошо, что писаниной заниматься не нужно, - хитро улыбаясь, отвечал Покрышев. - Чего уж тут! Проще простого: снял трубку, попросил "Арфу", у "Арфы" - "Яблоню", у той - "Остров", а потом - "Сорок седьмой".

Правильно?

— Значит, договорились?

— Значит...

В конце 1941-го я еще плохо знал Петра Афанасьевича Покрышева и не привык к его манере разговаривать.

А говорил он так, что непосвященному было трудно попять - оказался ли ты объектом очередного "розыгрыша" или серьезно к тебе относятся. "Полутреп" - назвал эту манеру другой летчик полка Пилютов. Однако тогда у меня не было никаких сомнений в том, что Покрышев понял свои обязанности и будет исполнять их аккуратно.

Но дни шли за днями, а вестей от него не было.

В декабре газеты на видном месте сообщили о том, что Петр Покрышев сбил над Ладогой фашистского аса. На самолете фашиста было 15 значков - по числу сбитых им машин. Последней в этом ряду стояла красная звездочка.

— Такого зверя свалили, а у нас пи строчки! - укорял меня редактор.

Я тут же бросился к телефону. "Остров" долго не давал "Яблоню", а у "Яблони" получить "Арфу" оказалось еще трудней.

Корреспондентский пост в истребительном полку не работал.

И вдруг в один из дней, когда я возвратился в редакцию с переднего края, наша машинистка Маша Калнинш сказала мне:

— Звонил Покрышев.

Я принялся вертеть ручку полевого телефона, но дозвониться не смог.

И вдруг звонят к нам.

— Сорок седьмой, будете говорить.

Я услышал в трубке голос Покрышева, чистый и близкий. Я готов был "проработать" нерадивого военкора, но Покрышев не дал и слова сказать.

— Выручи, пожалуйста.

Голос Покрышева неожиданно отдалился, наплывом на него раздался другой:

— Сорок седьмой, заканчивайте. Линия нужна "по воздуху"...

— Не мешайте. Я говорю "по воздуху", - опять приблизился ко мне Покрышев.

— Выручи. Стихи напечатаны... Ну, знаешь, про жди меня и я вернусь?

— Знаю.

— Диктуй. Буду записывать.

— Сорок седьмой, отключаю вас, - прервал нас бесстрастный телефонист.

Секунду-другую я слышал, как где-то негодует Покрышев, но потом все смолкло, и я положил трубку.

...Несколько дней назад в "Правде" мы прочли стихотворение Константина Симонова "Жди меня". Тоща, в голодную блокадную зиму 41-го, каждое хорошее стихотворение, думается мне, заменяло пайку хлеба. Оно отогревало душу, укрепляло силу духа, веру в высокое и светлое, в то, о чем не часто говорили между собой солдаты, по что всегда было с нами. Казалось, и Симонов не сочинил, а только точно записал мысль многих и многих.

Недаром стихотворение тотчас стало популярным. Его разнесли по всему переднему краю, по городам и весям страны треугольнички солдатских писем.

Широко распространено убеждение: для того чтобы воспринимать поэзию, человек должен иметь в душе особое приемное устройство. Это, конечно, верно, как справедливо и то, что для пониманья стихов нужна определенная подготовка. В самом деле, прочитает человек, не знающий истории, у Маяковского: