Читать «Царский угодник. Распутин» онлайн - страница 35

Валерий Дмитриевич Поволяев

   — Ну что ж, благословясь! — Он подумал о Лебедевой, и скулы у него вспыхнули молодо. — Поеду поговорить о большой политике!

Через двадцать минут подъехал открытый автомобиль, за рулём которого сидел кряжистый усатый человек в высоких, до локтей, кожаных крагах и стёганой на манер крестьянской душегрейки кожаной куртке. Усатый шофёр неторопливо нажал на резиновую грушу клаксона. От резкого звука воробьи шумной картечью пальнули в воздух и растворились в жёлтом небе.

   — Кушать подано! — воскликнул Распутин, прихорашиваясь перед зеркалом.

Громко, неожиданно настырно зазвонил телефон. Распутин поморщился.

   — А ведь опять писаки! — воскликнул он.

Угадал Распутин — недаром обладал колдовской силой: звонил действительно «писака» — корреспондент газеты «Вечернее время». Распутин заколебался — подходить к телефону или нет, с досадою крякнул, поскольку раз и навсегда усвоил правило — с корреспондентами ссориться опасно. Даже короли стараются с ними не ссориться, иначе писака такого нарисует в своей газете, такого... А уж простому человеку с газетной братией и вовсе не следует ссориться. Распутин махнул рукой и подошёл к телефону, взял в одну руку круглый эбонитовый наушник, рожок трубки приставил к бороде — телефон в доме был старомодный, немецкий, теперь такие уже не выпускались.

   — Ну!

Корреспондент на той стороне провода что-то начал объяснять, лицо Распутина обузилось, потемнело — недаром в последующих полицейских разработках он проходил под кличкой Тёмный. Распутин нервно сунул в рот кусок бороды, пожевал. Лапшинская могла только догадываться, что говорил Распутину корреспондент «Вечёрки». — Распутин молчал. Но лицо его было очень красноречиво.

   — А чего от меня хотят, чего? — наконец проговорил Распутин, нервы его не выдерживали, день сегодня выдался тяжёлый, это был не его день, не распутинский, добрые планеты перестали охранять «старца», они уходили от Земли, от него. — Неужели не хотят понять, что я — маленькая мушка и что мне ничего ни от кого не надо. А? — Он задышал трудно, с сипением. Впустую рубанул кулаком воздух, будто молотком. — Мне очень тяжело, что меня не оставляют в покое, всё обо мне говорят, словно о большой персоне. Неужели не о чём больше писать и говорить, как обо мне? Я никого не трогаю. Да и трогать не могу, так как не имею силы. Дался я им! Тьфу! Видишь, какой интересный! Каждый шаг мой обсуждают, всё перевирают! Видно, кому-то очень нужно меня во что бы то ни стало таскать по свету и зубоскалить. Тьфу! — Распутин сплюнул прямо на паркет, растёр мокрую кляксу ногой. — Говорю тебе — никого не трогаю. Дело своё делаю как умею, как понимаю!

Крылья носа у Распутина по-негритянски расширились, глаза вспыхнули — «старец» разволновался.

   — Оставьте меня в покое! — потребовал он. — Дайте человеку жить! Всё одно и то же: я да я! Говорю тебе, что хочу покоя. Не надо мне хвалы! Не за что меня и хулить! От всего этого я устал. Голова начинает кружиться. Кажется, живу в тиши, а выходит, что кругом все галдят. Кажется, в России есть больше о чём писать, чем обо мне! — Он перешёл на скороговорку, начал глотать буквы, съедать слова — Распутин тонул в собственной речи, сделался совсем красным.