Читать «Державный» онлайн - страница 420

И вот, проснувшись и не зная, который теперь час ночи, старый, неподвижный и никому не нужный Геннадий лежал, смотрел на пламеньки лампад и предавался воспоминаниям.

Память вновь вернула его к тем дням, когда прогнали с Угры ордынцев. Мало кто верил, что победа сия не временная, а на многие времена. Иные даже посмеивались над государем, который неустанно повторял бодрые слова о самодержавии нашем, отныне установленном. Рождественские увеселения были странными. Иван затеял пышные пиршества, а на пепелище ещё не все горелые брёвна успели растащить и гарью пахло. К Иванову дню рождения поспела ещё одна утешительная новость — прибыли послы от сибирского хана Ивака с сообщением о том, что Ивак разгромил Ахмата в его стойбище, а самого царя Золотой Орды зарезал в его собственном шатре. И случилось сие убийство не когда-нибудь, а в самый праздник Крещения Господня, шестого января. Великий князь лично каждого посла обнял и щедро одарил, а Иваку послал тешь великую — многие поминки. Тогда только поутихли усмешки над государем, твердившим о самодержавии, — и впрямь оказывалось, что надолго нестрашна нам стала Золотая Орда, если и вообще когда-нибудь воспрянет снова и родит нового Ахмата.

После Угры воскресли заботы новгородские. Там давно уже не было архиепископа. Прежний, Феофил, упорствовавший в своей любви к утраченной новгородской вольности, был схвачен, привезён на Москву и заточен в одной из келий Геннадиева Чудова монастыря. Геннадий время от времени навещал его и подолгу беседовал. Занятный был старик Феофил, любознательный, доверху переполненный разными бывалыцинами новгородскими, станет рассказывать — заслушаешься. Всем хорош архиепископ, а не понимал, что не вернуть Новгороду вольность свою, ставшую пагубной и зловредной. Государь Иван хоть и держал Феофила в Пудовом, но не сводил его с кафедры, и Феофил продолжал считаться архиепископом до самой смерти, случившейся вскоре после успешной войны Ивана Васильевича против Ливонского ордена, когда доблестные воеводы Иван Булгак и Ярослав Оболенский до самой Риги гнали великого магистра в хвост и в гриву. Кончина Феофила была искренне оплакана Геннадием, всем сердцем успевшим прикипеть к доброму и дружелюбному упрямцу. К тому же Иван Васильевич желал видеть Геннадия Новгородским архиепископом, а Геннадий не хотел покидать Москву, любезный душе Чудов монастырь. И он ликовал, когда во время выборов жребий пал на старца Сергия из Троице-Сергиевой обители. Однако радость была недолгой — всего лишь год Сергий провёл в Новгороде. Из благочинной тишины своей обители перенесясь в буенравную новгородскую пучину, несчастный тронулся рассудком и сам оставил архиепископию. Снова выборы, и на сей раз, как и тогда, троих выдвинули, но теперь не повезло Геннадию — ему жребий вытянулся ехать в неугомонный Новгород.

Тот день, когда он покидал милую сердцу Москву, остался одним из самых запоминающихся в жизни. Кланялся Геннадий столице державы Русской, и слёзы потоками текли из глаз его, а душа разламывалась, словно дом под оползнем. И до чего ж нелепо и обидно было, когда, прибыв в Новгород, он первым делом услышал злобесную сплетню, пущенную уже среди жителей бывшего вольного града, — якобы он, Геннадий, заплатил Ивану две тысячи рублей, чтобы тот его поставил новым архиепископом. Сплетня сия настолько крепко угнездилась в умах у новгородских торгашей, что о купле Геннадием поставления говорили как о чём-то неоспоримом. Доказывать свою невиновность было глупо и бесполезно. Геннадий от огорчений поначалу хотел даже прикинуться, будто и у него рассудок помутился, оставить архиепископию и уйти в какой-нибудь тихий монастырей, но Великим постом его навестил суровый и могучий духом Волоцкий игумен Иосиф, провёл с ним множество бесед, и, провожая Иосифа, Геннадий чувствовал в себе небывалую решимость бороться с вольнодумством и злонравием новгородцев.