Читать «Российский колокол, 2015 № 5-6» онлайн - страница 112

Уже несколько дней как Майданек освобождён. Но здесь по-прежнему остаются заключённые. Нет ни охраны, ни электричества в колючей проволоке, ничто не держит людей. Но идти им некуда, да и незачем. Они ещё не заметили, что свободны. И их быт воспроизводит привычки многих дней заточения. «С наступлением ночи, – пишет Долматовский, – нам пришлось прервать осмотр: электричество было выключено, в одном из бараков группа оставшихся в живых полупомешанных узников, не понимающих, что они освобождены, затеплила плошки, похожие на лампады. Невыносимо!»

«Невыносимо!» – кричит человек, задавленный ужасом Майданека. Три военкора, прошедшие, казалось бы, через все круги ада войны, неосознанно держат друг друга за руки, видя в этом необъяснимую связь с реальностью, противоречащей действительности Майданека.

Вернувшись, уже ночью, молчали, не в силах полностью осмыслить увиденное. Ехали за диковинкой, поглядеть на «секретную фабрику», но столкнулись с немыслимым по размаху преступлением. «Симонов стал записывать, – вспоминает Долматовский, – поднял лицо – всё в слезах…»

Обширные, по меркам газет, очерки Константина Симонова и Бориса Горбатова увидели свет буквально через несколько дней. Симонов опубликовал очерк с 10 по 12 августа 1944 года в главной армейской газете СССР «Красная звезда», Борис Горбатов – в газете «Правда» 11 и 12 августа.

* * *

Военкоров, привыкших видеть смерть в бою, видеть казни, даже массовые расстрелы, потряс размах Майданека, занявшего 25 квадратных километров. Чёткая планировка, немецкая аккуратность в постройках, мощеных дорожках, подстриженной траве, лавочках для отдыха у домов персонала. Был там и «зольдатенхауз» – бордель для обслуживания солдат и охраны. И лазарет – идеальной чистоты, на случай «международных комиссий», в котором, правда, не было даже лекарств, впрочем, и больных там никогда не было, да и комиссиям так и не довелось сюда приехать. Так солидно строят заводы и фабрики. И вся эта безукоризненность, выражающая «европейские ценности» главной нации Европы, была направлена на производство смерти. В Майданеке не было работы – лишь первые годы узники были заняты постройкой лагеря и осушением болот. Работы выполняли послушные поляки из мобилизованных окрестных жителей.

Майданек нивелировал человеческое достоинство, перечёркивал все представления о милосердии, добре, сострадании. Попавшие в Майданек осознавали себя людьми без веры и надежды. Биомасса, назначение которой – быть отработанным материалом, частью грандиозного эксперимента, порождённого чистым немецким разумом: максимально утилитарно использовать недочеловеков в качестве ресурса. Ничего здесь не пропадало, всё шло на пользу Рейха: одежда узников, их обувь, волосы и даже пепел. Пепел использовали в качестве удобрения – для клумб и грядок овощей.

Среди компьютерных хомячков некоторое время назад было модным постить сентиментальную фразу-рассказ Хемингуэя: «For sale: baby shoes, never used. (Продаются: детские ботиночки. Ни разу не ношенные)». В Майданеке сохранился склад, от пола до потолка битком заполненный обувью узников: и детской, от годовалых малышей, и взрослых, до старческих ботов. Всё с немецкой дотошностью отсортировано, поделено. Только не успели вывезти…