| Every morning when his orderly handed him water to wash with, and he sluiced his head with cold water, he thought there was something warm and delightful in his life. | Каждое утро, когда денщик подавал ему умываться, он, обливая голову холодной водой, всякий раз вспоминал, что в его жизни есть что-то хорошее и теплое. |
| In the evenings when his comrades began talking of love and women, he would listen, and draw up closer; and he wore the expression of a soldier when he hears the description of a battle in which he has taken part. | Вечерами, когда товарищи начинали разговор о любви и о женщинах, он прислушивался, подходил ближе и принимал такое выражение, какое бывает на лицах солдат, когда они слушают рассказ о сражении, в котором сами участвовали. |
| And on the evenings when the officers, out on the spree with the setter -- Lobytko -- at their head, made Don Juan excursions to the "suburb," and Ryabovitch took part in such excursions, he always was sad, felt profoundly guilty, and inwardly begged her forgiveness. . . . | А в те вечера, когда подгулявшее обер-офицерство с сеттером-Лобытко во главе делало донжуанские набеги на "слободку", Рябович, принимавший участие в набегах, всякий раз бывал грустен, чувствовал себя глубоко виноватым и мысленно просил у нее прощения... |
| In hours of leisure or on sleepless nights, when he felt moved to recall his childhood, his father and mother -- everything near and dear, in fact, he invariably thought of Myestetchki, the strange horse, Von Rabbek, his wife who was like the Empress Eug?nie, the dark room, the crack of light at the door. . . . | В часы безделья или бессонные ночи, когда ему приходила охота вспоминать детство, отца, мать, вообще родное и близкое, он непременно вспоминал и Местечки, странную лошадь, Раббека, его жену, похожую на императрицу Евгению, темную комнату, яркую щель в двери... |
| On the thirty-first of August he went back from the camp, not with the whole brigade, but with only two batteries of it. | Тридцать первого августа он возвращался из лагеря, но уже не со своей бригадой, а с двумя батареями. |
| He was dreaming and excited all the way, as though he were going back to his native place. | Всю дорогу он мечтал и волновался, точно ехал на родину. |
| He had an intense longing to see again the strange horse, the church, the insincere family of the Von Rabbeks, the dark room. The "inner voice," which so often deceives lovers, whispered to him for some reason that he would be sure to see her . . . and he was tortured by the questions, How he should meet her? | Ему страстно хотелось опять увидеть странную лошадь, церковь, неискреннюю семью Раббеков, темную комнату; "внутренний голос", так часто обманывающий влюбленных, шептал ему почему-то, что он непременно увидит ее... |
| What he would talk to her about? Whether she had forgotten the kiss? | И его мучили вопросы: как он встретится с ней? о чем будет с ней говорить? не забыла ли она о поцелуе? |
| If the worst came to the worst, he thought, even if he did not meet her, it would be a pleasure to him merely to go through the dark room and recall the past. . . . | На худой конец, думал он, если бы даже она не встретилась ему, то для него было бы приятно уже одно то, что он пройдется по темной комнате и вспомнит... |
| Towards evening there appeared on the horizon the familiar church and white granaries. | К вечеру на горизонте показались знакомая церковь и белые амбары. |
| Ryabovitch's heart beat. . . . | У Рябовича забилось сердце... |
| He did not hear the officer who was riding beside him and saying something to him, he forgot everything, and looked eagerly at the river shining in the distance, at the roof of the house, at the dovecote round which the pigeons were circling in the light of the setting sun. | Он не слушал офицера, ехавшего рядом и что-то говорившего ему, про все забыл и с жадностью всматривался в блестевшую вдали реку, в крышу дома, в голубятню, над которой кружились голуби, освещенные заходившим солнцем. |
