Читать «Мой друг работает в милиции» онлайн - страница 95

— Кофе сегодня не будет, кофеварка сломалась.

— Тогда — стакан чая…

— Чая надо подождать — «титан» еще не включен.

— Ладно… — тяжело вздохнул Дробов. — Дайте пару бутербродов с колбасой и сыром, ну и бутылку пива. А какие у вас конфеты?

— Все перед вами.

— Понимаете, мне для подарка… Хочется что-нибудь хорошее… в коробке.

— В коробках нет.

— Говорят, у вас есть конфеты «Пьяная вишня»?

— Были, да сплыли. За два дня раскупили.

— Вот досада! Надо было вчера к вам зайти.

— Вчера? Да их уже дней десять как нет.

— Может, где-нибудь в магазинах есть? Не знаете случайно?

— Вот уж не ищите! Кроме моего буфета, их нигде не было. Сама в Таллине вырвала сорок коробок. Сама вырвала, сама привезла!

— Это вы молодец! Неужели сорок коробок за два дня расхватали?

— Точно. Я их и на прилавок не ставила. Наши артисты все расхватали.

— Какие артисты? Разве у вас есть театр?

— Театр! — презрительно хмыкнула буфетчица. — Наши самодеятельные. Перед отъездом в Ленинград.

— A-а… Этих артистов я знаю. И товарища Летову знаю. Кто же из них такой любитель конфет?

— Да все любители! Летова две коробки схватила, Матеюнас две, Шадрин, помню, взял, Остросаблин… всех теперь и не упомнишь.

— Жаль, что мне не досталось. — Он взял тарелку с бутербродами, бутылку пива и сел за столик.

«Значит, Шадрин покупал «Пьяную вишню» накануне отъезда в Ленинград»… — думал Дробов, машинально жуя черствый бутерброд. Он вынул из кармана театральную афишку спектаклей, шедших в Ленинграде. Хотелось еще раз проверить, в каких спектаклях был занят Шадрин. В чеховской сцене «Свадьба» Шадрин в очередь с Остросаблиным играл роль Ревунова-Караулова, в «Гамлете» — могильщика. В других спектаклях Шадрин не значился. «Значит, ты, голубок, на характерных ролях? Ну-ну, скоро мы узнаем, что у тебя за характер».

К семи часам Дробов вошел в фойе третьего этажа. Навстречу ему поднялась встревоженная Летова:

— Василий Андреич, Сомов установил в репетиционной комнате микрофон, сказал, что репетиция будет записываться на магнитофон. Об этом вы мне не говорили. Все участники взволнованы, никто не понимает, зачем это… возникают разные тревожные предположения…

— Вера Федоровна, дорогая, успокойтесь сами и успокойте других. Просто забыл вам сказать: записываю на всякий случай, мне это может пригодиться.

— Ну все-таки, что вы имеете в виду?

— Разве я не говорил вам, что мне предстоит делать доклад о постановках Шекспира на сценах самодеятельных коллективов? Естественно, что некоторые свои выводы и положения мне хочется подтвердить конкретным материалом, то есть звукозаписями. Такие записи я делал и в других коллективах самодеятельности. Вот и все. Так что для волнений нет никаких оснований.

— Как сказать, — протянула Летова. — «Нет основания для волнения». А вдруг вы этой записью будете подтверждать уничтожающие нас выводы?

— Обещаю не делать этого. — Поймав недоверчивый взгляд Летовой, Дробов пояснил: — Уж так повелось в театральной критике: ругать, не утруждая себя доказательствами, хвалить только с убедительными доказательствами.

— Я вам верю, Василий Андреич, — сказала потеплевшим голосом Летова. — Кружковцы собрались, пройдем в репетиционную. Я сообщила участникам о приезде ленинградского товарища. Может быть, вам лучше начать знакомство с беседы?