Читать «Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России» онлайн - страница 143

Та пара десятков великих мастеров ренессанса, которых ныне показывают туристам в музеях, — это как обладатели «Оскара» в современном кино. Однако культура, доступная массам, формировалась значительно большим числом художников, работавших примерно в одной стилистике. Вся эта масса мастеров прошлого, каждый из которых был необходим верующим людям, представляла собой своеобразный Голливуд XV века — огромную разветвленную фабрику по производству религиозных грез.

В эпоху барокко производство религиозных грез церковь поставила «на конвейер». Тридентский собор утвердил целую программу католической пропаганды, которая должна была пронизывать собой всю Европу. Это был своеобразный ответ протестантизму. Католическая церковь, несмотря на свои известные всем грехи, сумела отстоять большую часть европейского пространства от наступления реформации, поскольку дала массам величественный живописный образ, пробуждающий уверенность в конечном торжестве распятого Христа. А протестантизм в это время всего лишь предлагал верующим читать Библию, петь псалмы и слушать религиозные проповеди [Маккенни 2004: 241-272].

Турист, путешествующий сегодня по католическим странам, может даже в глухой польской деревушке обнаружить вдруг деревянную скульптуру эпохи барокко, сделанную местным резчиком, — примитивную, угловатую, неумелую, но четко отражающую цели, поставленные перед Церковью Римским престолом. Художественная пропаганда католичества, осуществлявшаяся в XVII веке с помощью тысяч резных деревянных статуй святых и апостолов, была примерно тем же, что Ленин требовал от кино для пропаганды социализма

XX столетия.

Роман для переустройства мира

Успех массовой пропаганды, развернутой в эпоху контрреформации, не подлежит сомнению, но через некоторое время «слово», проигравшее «образу» битву за души верующих, смогло отыграться. Произошло это потому, что в жизни европейцев случилось два фундаментальных изменения.

Во-первых, эпоха Просвещения стимулировала процесс секуляризации. Люди стали меньше верить, реже ходить в церковь, реже соблюдать ритуалы и реже следовать традициям, важным для всякого истинного христианина [Шартье 2001: 105-123]. Соответственно, они перестали регулярно подвергаться воздействию религиозных художественных образов, находившихся в храмах.

Более того, сами художники перестали быть людьми глубоко религиозными. Они стремились, скорее, развлечь публику, чем обратить ее в истинную веру. Их произведения стали игривыми и фривольными, то есть неспособными пробуждать высокое чувство любви к Господу. В интерьерах храмов XVIII века вдруг перевелись грозные каменные пророки и величественные мраморные апостолы. Вместо них появились игривые пухленькие купидончики и даже дамы, демонстрирующие свои изящные обнаженные ножки, отвлекающие прихожанина от божественных мыслей в самый напряженный момент мессы.