Читать «Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России» онлайн - страница 142

Таким образом, в XXI веке мы вряд ли откажемся от массового потребления различных предметов. Ведь предмет — это производитель образов, за которыми стоит искомый нами смысл [Бодрийяр 2004: 45]. Мы ищем свое место в обществе, свой способ существования, и без этого никак не можем жить.

ПОЧЕМУ XXI ВЕК ТЯНЕТ В КИНО, А НЕ В ЭРМИТАЖ

«Из всех искусств для нас важнейшим является кино», — говаривал в свое время Владимир Ленин, подразумевая возможности массовой пропаганды, которые предоставляло в постреволюционный период это незамысловатое зрелище, доступное неграмотным массам в отличие от книг, газет и даже листовок. Нынче мы к пропаганде относимся презрительно, кинематограф (особенно американский) часто ругаем за примитивизм. Но фильмы тем не менее смотрим намного чаще, чем посещаем музеи или берем в руки серьезную художественную литературу. Сама эта литература привлекает внимание масс зачастую лишь после того, как ее экранизировали с известными артистами в главных ролях. Большие кассовые сборы кинотеатров и рекламные доходы телеканалов, демонстрирующих популярные фильмы, однозначно свидетельствуют о том, как именно хочет развлекаться человек XXI века, даже если на словах он стремится создать иллюзию своей приверженности «высокому искусству».

Все это отнюдь не аномалия и не порча нравов, как любят утверждать ценители нравственности (особенно религиозной). Смена массовых интересов в искусстве, начавшаяся в XX веке и ставшая совершенно бесспорной в XXI столетии, отражает колоссальные изменения, произошедшие в образе жизни современного человека. Не стоит стесняться интереса к триллерам, детективам и хоррору. Он ныне столь же естественен, как интерес, который люди эпохи барокко проявляли к живописи и скульптуре, а люди эпохи романтизма — к литературе и музыке.

Живопись для спасения души

Представим себе глубоко верующего человека XV столетия, который регулярно ходит в небольшую церковь маленького итальянского городка. Он видит на стенах фрески, повествующие, скажем, о страстях Иисуса Христа или о жизни Франциска Ассизского, и воспринимает их не в качестве высокого искусства (что это такое, он вообще не знает), а как рассказ о событиях, чрезвычайно важных для всякого христианина. Скорее всего, наш герой неграмотен, а потому визуальный ряд на стене храма — единственная возможная для него форма проникновения в божественную историю. Она пробуждает определенные чувства и помогает претерпевать тяготы этого мира в надежде на будущее спасение души.

Отнюдь не каждую церковь расписывал мастер уровня Леонардо да Винчи или хотя бы Пьеро делла Франческа. Порой росписи провинциального мастера чрезвычайно убоги, и мы ценим их сегодня лишь потому, что они, чудом пройдя сквозь века, представляют собой свидетельство далекой эпохи. Но жители тысяч маленьких европейских городков того времени никогда не видели творений великих флорентийских мастеров, а довольствовались изображениями тех же самых сюжетов в исполнении местного художника. Эта массовая культура ренессанса вне зависимости от качества исполнения была чрезвычайно необходима простому человеку, который, приходя в храм, думал о Боге, а не о том, хорошо ли автор фрески передал перспективу или подобрал цветовую гамму.