Читать «Виталий Лазаренко» онлайн - страница 209
Рудольф Евгеньевич Славский
В другом скетче, «Пожалуйте бриться», также решенном в приемах комедийного сгущения, он играл вздорную парикмахершу, хамящую клиентам и к тому же, как замечал артист в коротком послесловии, ее «неумелая рука нас часто режет, как быка...». В ряде реприз высмеивал недостатки коммунального обслуживания и городского транспорта.
Обсуждая с Лебедевым-Кумачом каждый новый номер, Лазаренко неизменно повторял, что клоунские диалоги должны строиться на каком-нибудь затейливом приеме. Форма скетча «Позвольте прикурить» была подсмотрена в жизни: встретились два знакомца, один из них курил, второй, экспансивный и суетливый, пытался прикурить у него, но всякий раз отвлекался вопросами, которые его так и захлестывали. Выглядело это довольно забавно, и Лазаренко рассказал автору сценку в лицах. В результате родился смешной разговор клоуна с шпрехшталмейстером на различные бытовые темы.
Лазаренко и Лебедев-Кумач делали пробу за пробой, выводя на арену то разбитного дворника, выметающего своей метлой из города всяческую нечисть, то предсказательницу-гадалку с живым попугаем, вытаскивающим смешные билетики счастья, то самоуверенного невежду. Это был острый выпад против недоучек, подвизающихся на ниве просвещения: некий профан отваживался читать лекцию о строении и функциях человеческих органов и комично, под взрывы смеха плутал в дебрях анатомии.
В сценке Лебедева-Кумача «Теперь и раньше» Лазаренко изображал ворчуна и брюзгу, которому никак и ничем не потрафить, все не по нему. Шпрехшталмейстер бодро делился своими впечатлениями: только что видел он в парке, с каким увлечением играли люди в городки — прекрасная физическая закалка для трудящихся; семидесятилетний старичок легко управлялся вот с такой дубиной...
— Какие теперь дубины... Вот раньше были дубины, так это дубины!
— А как теперь следят за здоровьем каждого человека: исследуют легкие, сердце, грудную клетку обмеривают...
— Да разве теперь обмеривают? Вот раньше обмеривали — так обмеривали!
Положительно на все доводы и аргументы у этого ворчуна свое возражение: теперь и жулики не те и дураки не чета былым...
Не все, однако, созданное в жарких творческих спорах закреплялось в репертуаре клоуна. Немало номеров после нескольких дней «обкатки» он вынужден был снять.
Не пренебрегал Лазаренко и старинными антре, многие из которых по всей завершенной комедийной форме являлись образцами цирковой драматургии. Чтобы увлечь писателя и привить вкус к подобного рода комизму, артист без устали разыгрывал перед ним, как это было и с другими авторами, одну буффонадную шутку за другой,— а знал он их множество. Так обрели новую сценическую жизнь переписанные Лебедевым-Кумачом, увиденные глазами современника и начиненные злободневными остротами клоунады «Шляпа», «Отелло», «Дрессированная лошадь». Последнее антре в старинном варианте было всего-навсего забавным пустячком: «лошадь» скакала по арене налегке, без всякой смысловой нагрузки. У Лебедева-Кумача она превратилась в немощную меланхолическую клячу, которая тащила воз со злободневной поклажей, и клоун текущего момента оседлал сию лошадку, чтобы, проезжаясь по ее адресу, острить на темы московской жизни. Похлопывая комичную бутафорскую конягу, имеющую резвость... два метра в час, балагур сообщал: «И представьте себе, хорошо устроилась... на почту — телеграммы «молния» развозит...»