Читать «Виталий Лазаренко» онлайн - страница 19

И прежде, у Котликовых, постоянно слышал он слово "реприза", но лишь сейчас для клоуна-новичка оно получило свое конкретное наполнение. Реприза — клоунская шутка или острота, имеющая смешную концовку, — стала предметом его беспокойного поиска.

Он рьяно, где только мог добывал все новые и новые репризы. Расспрашивал бывалых артистов: каких рыжих встречали? Что да как делают? Если шутка нравилась, заучивал слово в слово, а затем повторял. Памятью Лазаренко обладал исключительной. Он долго помнил мельчайшие подробности событий, свидетелем или участником которых был, разговоры, впечатления, помнил человеческие лица, тембр голоса, шумы, запахи, цвета.

Мог в деталях воспроизвести беседу, происходившую много лет назад, с одного раза схватывал и копировал комедийную манеру понравившегося рыжего, его костюм и грим. (Небезынтересно, что именно с подражания художественным авторитетам начинали в свое время творческую жизнь многие впоследствии известные артисты.)

Лазаренко входил в огромный мир клоунского смеха с самоуверенностью молодости. Он комиковал, не скупясь на ужимки и гримасы, на грубости, на откровенное паясничанье, еще не зная удержу и меры, пересаливал и переигрывал. А чем брал, так это огромным внутренним чувством юмора и брызжущим обаянием юности.

Фигура клоуна-весельчака неотделима от циркового зрелища. Клоуны пользуются любовью народа с незапамятных времен. Сами выходцы из народа, они всегда держали его сторону. Люди зоркие, приметливые, острые на язык, они умеют подметить и рассказать хлестко о том, мимо чего другие прошли равнодушно. И мы весело и беззаботно смеемся, быть может, оттого, что каждому представляется: смеются не над ним, а над соседом.

Клоун — плоть от плоти древних скоморохов и бродячих комедиантов, поднаторевших в смехачестве. Корни родословной цирковых потешников уходят так глубоко в толщу народной жизни, что, право, и не докопаться до начала начал. В обиходе русского цирка слово"клоун"появилось сравнительно недавно, лет сто назад. Прежде говорили и писали — арлекин, фигляр, чаще же — паяц. Позднее появилось еще одно название — Иван-кирпич. Каким образом возникло это странное, повсеместно принятое прозвище, сказать с определенностью трудно. Возможно, такой псевдоним избрал себе какой-нибудь даровитый комик, чье подлинное имя не дошло до нас, а может быть, это слово бросили в манеж с галерки, без реплик которой не обходилось ни одно представление.

Не исключено, что густо нарумяненная физиономия паяца, его пунцовый нос побудили какого-нибудь галерочного остряка выкрикнуть что-то вроде: "Не робей, Иван-кирпич!"... Вот имя и прижилось.

Из всех цирковых артистов единственно к бедолаге рыжему зрители могли обращаться попросту, быть с ним запанибрата. Стоило ему появиться на манеже, как из-за барьера галерки громко сыпались каверзные вопросы, смешные словечки, над которыми порой хохотали не меньше, чем над клоунской репликой. Иногда между райком и рыжим завязывался своеобразный турнир остроумия. Этим умело пользовались клоуны: посылали на галерею своего человека (так называемая"подсадка", сохранившаяся в цирке до наших дней), и тот бросал сверху заранее заготовленные реплики, а рыжий давал хлесткие ответы.