Читать «Виталий Лазаренко» онлайн - страница 15

Рудольф Евгеньевич Славский

А как же с Максимом Ивановичем? Ведь по контракту осталось еще два года работать у него... Может, отпустят с миром? Вяльшин замахал руками: "Что вы, что вы, ни в коем случае. Добровольно не отпустят. Тут надо с умом... Самое милое — уйти потихоньку.

Паспорта у вас, конечно, нету... "Но ничего, он, Вяльшин, рискнет взять даже без паспорта.

С этого часа Виталий потерял покой. Все казалось таким заманчивым, так удачно складывалось: жалованье... бенефис... А главное — сбывается мечта: он станет рыжим. Не спал всю ночь, обдумывал, строил планы. И ведь вот досада — нельзя открыться. Никому. Даже Каролине. Сбежать, как советовал Вяльшин, не хотелось, да и боязно, все одно поймают и приведут, как в тот раз, когда удрали с Ивановым,— Котликова нешто обведешь, тертый калач. И не разжалобишь, хотя он и верующий. Нет, лучше начистоту: так, мол, и так, отпустите Христа ради. Не имеют права на цепи держать. Как не имеют? А контракт с матерью? Опять будет тыкать в нос и читать пункт за пунктом.

Максим Иванович, видать, только что закончил обед, повернулся и сел боком, нога на ногу, уставясь на вошедшего. Виталий переминался у порога, тихо откашливался, не решаясь начать, ведь он и по сию пору побаивался строгого директора.

Невнятные слова, которые Виталий наконец-то с трудом промямлил, вызвали целую бурю. Котликов резко вскочил, да так, что опрокинул графин, и тот хрястнулся об пол — вдребезги. Взбешенный, метался по клетушке, давя подметками стекло, и орал, что не позволит извергу уйти, не даст наплевать себе в душу. Не для того учили, мерзавца, столько лет. Кинулся к железному ящику и, судорожно копошась, вытащил и затряс перед носом Виталия бумагой.

— Тут все сказано. Все! Скреплен гербовой печатью! И запомни, запомни, негодяй: удерешь — сызнова... найду и ворочу по этапу! Через жандармов, щенка паршивого, ворочу! — Хозяин суетливо бегал, а под его ногами нестерпимо хрустели осколки. — Думаешь, Котликов не знает, кто сманивает? Все знаю. Вяльшин, разбойничья пасть, пригласил. Это ведь ты его не знаешь, а мы этого кровососа насквозь видим. Креста на нем нету. Я тебя, как сына родного, пригрел, а попадешь к нему — наплачешься. Все жилы вытянет! Скольких детей уже загубил. Заманит, умаслит, а чуть заболел — живо за ворота. А у меня, негодяй, живешь, как у Христа за пазухой... Ну, гляди, Виталька, ну, гляди, господь бог,— хозяин ткнул пальцем в рубиновый огонек лампады,— за такую твою неблагодарность покарает тебя!..

Оглушенный бранью, в душевном смятении, Виталий брел не разбирая куда. К горлу подступали слезы обиды: за что наорал? "Погоди, погоди, злобный пес, вырасту — припомню все обиды". Твердо шагал переулком, мысленно пререкаясь с притеснителем:

"Ну, учил, ну, дрессировал. За это, конечно, спасибо, а чтобы целый век задарма ишачить на хозяйский карман — дудки!" За ученье отработано с избытком. Давно уже раскусил он всю эту хитрую механику: набрать малолетков, немного поднатаскать и за корку хлеба — в манеж. Ты и конюх, ты и расклейщик афиш, и рассыльный, и батрак, и судомойка, и артист, и музыкант. Лампа закоптила — ты виноват. Сборов нету — сволочь, дармоед!.. А плата? Леща по роже да оскорбления. Нет уж, будет! Кому нравится — пускай и дальше терпят. А с него довольно!