Читать «МОНОМАШИЧ. Мстислав Великий» онлайн - страница 76

Галина Львовна Романова

Путята юркнул в дом. Навстречу метнулась старуха-жена и невестка, обе с белыми от страха лицами — лезли не только через ворота, несколько отчаянных уже проникли в усадьбу со стороны клетей.

Путята ринулся в свои покои, подхватил меч, завозился с кольчугой. Снаружи рёв толпы всё усиливался. Когда он выскочил на крыльцо, ворота уже были проломаны, и толпа схватилась с боярскими отроками.

Киев бушевал четыре дня. Разошедшиеся кияне уходили дубьём самого Путяту и сына его Мишатку, разграбили двор, подожгли усадьбу. Распалённые пролитой кровью, пошли дальше, грабя сотских и других бояр. Досталось и еврейской общине — улицу запалили с двух сторон, грабили дома, тащили серебро, рухлядь и утварь. Кидали камнями в княжеский терем, кричали угрозы самой княгине и её детям, не слушая увещеваний митрополита.

На пятый день бояре собрали новое посольство и отправили его в Переяславль. «Приходи, князь, в Киев, — сказали послы, — если же не придёшь, то знай, что много зла сдеется. Пограбят не один двор Путяты или сотских и жидов, но пойдут на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и ты, князь, дашь Богу ответ, ежели монастыри разграбят».

Больше Мономах не думал. Не к братьям Святославичам — к нему пришёл Киев на поклон. Его, а не следующего по старшинству Давида Черниговского хотели видеть на золотом столе. Время пришло.

7

Олег Новгород-Северский прискакал к брату в Чернигов, едва до него дошли вести о вокняжении Владимира Мономаха. С осени, едва стало ясно, что Святополк хворает и дни его сочтены, Олег пересылался с киевскими боярами, ища сторонников. Лествичное право ещё никто не отменял. И вот оно оказалось нарушено.

Брат Давид встретил Олега в палатах. Он был до того спокоен, что Олег еле сдержался, чтобы с порога не наброситься на него с упрёками.

   — Что это деется, брате? — воскликнул он, едва Святославичи остались одни. — Верно ли я слышал — Мономах на золотом столе?

   — Верно, брат. Киев его кликнул.

   — Киев? Весь?

   — Не весь. Путята мне гонца слал — мол, приходи, займи стол отчий. Я уж собрался, да вдогон другой гонец пришёл — кияне восстали. Я и остановился. Тем более что Мономаха они кликнули.

   — Ох, Давид, Давид, — Олег со стоном тяжело опустился на лавку, обхватил голову руками, — что же ты наделал!

   — А что я? Стану я, что ли, с Мономахом тягаться? Отказался я...

   — Отказался! Сам не мог решиться — меня бы кликнул. Уж я бы им...

Олег дёрнул кулаком, грозя невидимому собеседнику, но вдруг вздрогнул. Рука сама собой упала, и короткая судорога боли исказила тёмное лицо.

Давид с жалостью посмотрел на брата. Олег был моложе его почти на пять лет, но выглядел старше на добрый десяток. Его когда-то пышные тёмные кудри поседели, поредели и распрямились, глаза потускнели и слезились, он весь как-то ссохся. Но в нём по-прежнему бушевал неистовый огонь, сжигавший изнутри во дни молодости и продолжавший пожирать душу и сейчас. С неожиданной болью Давид понял, что брат не жилец на этом свете. Он протянет ещё год-два и отойдёт в иной мир, Его убьёт не хворь, которая только теперь стала заметна, — однажды он просто сгорит.