Читать «Посвящается вам» онлайн - страница 22

Булат Шалвович Окуджава

«Восхищенность вашим сердцем, вашим светом…»

* * *

Восхищенность вашим сердцем, вашим светом, нерастраченным теплом мне вручило провиденье этим летом, как последний мой диплом. Ах, не очень торопливо (не взыщите, что пути иного нет) я готовился к последней той защите пять десятков с лишним лет. Но за окнами — все новые пейзажи и природа уж не та!.. Все уходит. Исчезают даже голос ваш и красота. Лишь трамвай, в свои пространства уползая, в новом видится окне. Он оставлен с тех времен как память злая и о вас, и обо мне.

«Дама ножек не замочит…»

* * *

Дама ножек не замочит, друг мараться не захочет, и на свалку спишут старый двор. Защитите его, струны, от изменчивой фортуны. Наша жизнь — короткий разговор. Что ж вы дремлете, ребята: ведь осколки — от Арбата! А какая улица была! Разрушители гурьбою делят лавры меж собою. Вот какие в городе дела. Ни золота и ни хлеба ни у черта, ни у неба, но прошу я без обиняков: ты укрой меня, гитара, от смертельного удара, от московских наших дураков. Пусть мелодия простая, но, из сердца вырастая, украшает наше ремесло. Ты прости меня, гитара, может, я тебе не пара, просто мне с тобою повезло.

«Над глубиной бездонных вод…»

* * *

Над глубиной бездонных вод, над атлантической громадой взлетает солнечный восход, рожденный райской канонадой. Внизу — Европа в облаках, а тут — пушкарь. Он знает дело: горит фитиль в его руках — и птица райская взлетела. Гордись, пушкарь, своей судьбой глашатай света и свободы, — покуда спорят меж собой внизу эпохи и народы. Пока твой свет с собой зовет, пока чисты твои одежды… Ведь что мы без твоих щедрот, без покаянья и надежды?

«Распахнуты дома. Безмолвны этажи…»

* * *

Распахнуты дома. Безмолвны этажи. Спокойным сном охвачены квартиры. Но к зимней печке ухо приложи — гудят за кладкою мортиры. Гуляет тихий вечер по земле, беспечный… Но в минуту роковую толченый перец в склянке на столе готов напомнить пыль пороховую. Стоит июль во сей своей красе. За поворотом женщина смеется, но шаг — и стратегическим шоссе тропинка к дому обернется. По улицам, сливая голоса, неотличимы брат от брата, текут и строятся полки и корпуса, которым не даровано возврата. Где родились мы? Под звездой какой? Какие нам определяют силы носить в себе и ярость, и покой, и жажду жить, и братские могилы?