Читать «Неприкасаемые» онлайн - страница 83

Мадам де Гер в возмущении сурово глядит на него.

— Ты же поклялся, что будешь осторожен.

— Ладно. Ну а представим себе, что я отправляюсь в небольшое путешествие, чтобы проветриться.

— Зачем? Тебе что, здесь плохо?

— Нет, просто представим себе! Скажем, сажусь я в экскурсионный автобус и еду прогуляться куда-нибудь на побережье, в сторону Перроса или Динара… Мне же придется обедать и ужинать в ресторане. И придется есть то, что предложено в меню… устрицы, а может, лангуста, а может, даже требуху.

Мадам де Гер подносит к губам салфетку. Прикрывает глаза.

— Ты меня угробишь, — еле слышно произносит она.

— Да ладно. Я шучу, — говорит Ронан. — Но вообще-то правда. Мне страшно хочется немного поездить, людей посмотреть. В туристских поездках случаются приятные встречи.

— Ты с ума сошел!

— Конечно. Ты без конца это повторяешь. Наверное, так оно и есть.

Снова наступает молчание. Ронан торопится выйти из-за стола. Там, наверху, его ждет срочная работа. Он наспех заглатывает рыбу, мигом расправляется с морковью.

— Не ешь так быстро, — возмущается мадам де Гер. — Тебе это вредно.

А может быть, ему хочется причинять себе вред? Что она в этом понимает? Что сам он в этом понимает? Он резко отодвигает в сторону йогурт.

— Хватит, — говорит он. — Пойду выкурю у себя сигаретку. Одну-единственную. Обещаю.

Перемахивая через несколько ступенек, он поднимается к себе и снова садится за письмо.

Жан-Мари Кере остается священником на веки веков.

Ронан продолжает:

Вы вышли замуж за человека, который нарушил все свои клятвы. Он беспрестанно лгал Вам, как лгал всем. Он способен на самые низкие поступки. И я Вам это докажу. Когда я впервые его встретил, он был священником в лицее, и мы всегда восхищались им — спросите у моего товарища Эрве Ле Дэнфа. Что же до меня (простите, я вынужден говорить о себе), то я держался несколько в стороне. Вместе с несколькими друзьями я мечтал о свободной Бретани. Короче говоря, однажды я почувствовал, что просто обязан убить одного полицейского, который вел себя, как настоящий эсэсовец. Я был солдатом, но никто этого так и не понял. Тогда я подумал, что Ваш муж обязательно поймет…

«Надо бы обойтись без повторов, — думает Ронан, — но что-то я не вижу, как это сделать».

Я пошел к нему исповедаться. Я сказал, что убил Барбье, и попросил его испросить для меня прощения. Я имел на то право. Но он отказался отпустить мне мой грех.

Щеки Ронана пылают, он откладывает ручку. Перед глазами снова встает тот день: лицо его прижато к решетке исповедальни, он смутно видит лишь профиль священника, сидящего боком к нему в пахнущих воском сумерках.

«Борцам ведь прощается, — говорит Ронан. — Им должно прощаться».

«Замолчи. Ты оскорбляешь господа».

Ронан тогда в бешенстве выскочил из тесной кабинки. И погрозил кулаком в сторону исповедальни. Но этого писать не стоит. Снова взяв ручку, Ронан продолжает:

До того дня всерьез он меня не принимал. «С твоей-то всеядной физиономией», — смеясь, говаривал он. А в тот день убедился!.. И выдал меня. Из-за него меня и арестовали. А через несколько дней он снял с себя сан. Я узнал об этом от моего товарища Эрве. Печальный этот господин, который к тому времени уже не верил в бога, имел наглость отказать мне в отпущении грехов, когда я ему исповедался. Как его-то это задевало? Но, понимаете ли, когда священник отступается от своего сана, когда он начинает изменять, сдержаться он уже не может. Не говорите только в его оправдание всякий вздор, вроде того, что я не обязан был раскаиваться. Я играл в открытую. Всецело ему доверился. Донеси на меня кто угодно другой, я бы понял. Но только не он! Уж никак не он! Во имя какой морали мог он так поступить, если свою честь он попросту вышвырнул в форточку!