Безумец!..Знал или не знал,Какие силы вызывалОн на страданья и борьбу, —Но он, казалось, признавалСлепую, строгую судьбуИ в счастье веровать не мог,И над собою и над нейНависший страшно видел рок…То был ли в нем слепых страстейНеукротимый, бурный зов,Иль шел по воле он чужой —Не знаю: верить я готовСкорей в последнее, и мнойНевольный страх овладевал,Когда я вместе их видал…Мне не забыть тех вечеров,Осенних, долгий…Помню я,Как собиралась вся семьяВ свой тесный, искренний кружок,И лишь она, одна она,Грозой оторванный листок,Вдали садилась.ПреданаВлиянью силы роковой,Всегда в себя погружена,И, пробуждаяся поройЛишь для того, чтоб отвечатьНа дважды сделанный вопрос,И с гордой грустию молчать,Когда другому удалосьЕе расстройство увидать…Являлся он…Да! в нем была —Я в это верю – сила зла:Она одна его речам,Однообразным и пустым,Давала власть.Побывши с нимЛишь вечер, грустно было вам,Надолго грустно, хоть былаНепринужденно – веселаИ речь его, хоть и не был он«Разочарован и влюблен»…Да! обаянием влеклоК нему невольно…Странно шлоК нему, что было бы в другомОдной болезнью иль однимПечально– пошлым хвастовством.И взором долгим и больным,И испытующим онаВ него впивалась, и виднаВо взгляде робость том была:Казалось, было трудно ейПоверить в обаянье зла,Когда неумолим, как змей,Который силу глаз своихЧутьем неведомым постиг,Смотрел он прямо в очи ей…
7
А было время…Предо мнойРисует память старый сад,Аллею лип…И говорятТаинственно между собой,Качая старой головой,Деревья, шепчутся цветы,И, озаренные луной,Огнями светятся листыАллеи темной, и кругомПрозрачно-светлым, юным сномВолшебным дышит всё…ОниИдут вдали от всех одниРука с рукой, и говорятДруг с другом тихо, как цветы…И светел он, и кротко взглядЕго сияет, и возвратПервоначальной чистотыЕму возможен…С ней однойХотел бы он рука с рукой,Как равный с равною, идтиК высокой цели…В ней найти он могТу половину нас самих,Какую с нами создал богНеразделимо…
8
То был лишь сон один…Иных,Совсем иных я видел их…Я помню вечер…ГоворилОлимпий много, помню я,О двух дорогах бытия,О том, как в молодости былГотов глубоко верить онВ одну из двух… и потомуТеперь лишь верит одному,Что верить вообще смешно,Что глупо истины искать,Что нужно счастье, что страдатьОтвыкнуть он желал давно,Что даже думать и желать —Напрасный труд и что придетДля человечества пора,Когда с очей его спадетБезумной гордости кора,Когда вполне оно поймет,Как можно славно есть и питьИ как неистово любить…С насмешкой злобною потомРаспространялся он о том,Как в новом мире все равны,Как все спокойны будут в нем,Как будут каждому даныВсе средства страсти развивать,Не умерщвляя, и к тому жСвободно их употреблятьНа обрабатыванье груш.Поникнув грустно головой,Безмолвно слушала онаЕго с покорностью немой,Как будто власти роковойИ неизбежной предана…Что было в ей добро и зло?На нем, на ней давно леглоПроклятие; обоим имОдни знакомы были сны,И оба мучились по ним,Еще в живых осуждены…Друг другу никогда ониНе говорили ни о чем,Что их обоих в оны дниСжигало медленным огнем, —Обыкновенный разговорМеж ними был всегда: ни вздор,Ни голос трепетный поройНе обличили их…Лишь разСебе Олимпий изменил,И то, быть может, в этот часОн слишком искренне любил…То было вечером…ТемноВ гостиной было, хоть в окноГляделся месяц; тускло онИ бледно-матово сиял.Она была за пьяно; онРассеянно перебиралНа пьяно ноты – и стоял,Облокотяся, перед ней,И в глубине ее очейС невольной, тайною тоскойТонул глазами; без речейПонятен был то взгляд простой:Любви так много было в нем,Печали много; может быть,Воспоминания о том,Чего вовек не возвратить…Молчали долго; началаОна, и речь ее былаТиха младенчески, как в дниИные…В этот миг пред нимБылая Лина ожила,С вопросом детским и простымИ с недоверием ко злу…И он забылся, верить вновьГотовый в счастье и любовьХоть на минуту…На полуУзоры странные лунаЧертила…Снова жизнью сна,Хотя больного сна, кругомДышало всё…Увы! потом,К страданью снова возвращен,Он снова проклял светлый сон…
