Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 105

Минуя туристов, Дерябин нос к носу столкнулся со своим сослуживцем Строкопытовым. Всегда радушный, лоснящийся от уважительности, тут Строкопытов сухо кивнул и быстро прошел.

Аркадий Николаевич растерялся. Внезапная перемена в Строкопытове насторожила его, заставила искать причину. За собой он знал, что в последнее время стал каким-то раздражительным и раздражал, пусть невольно, других; на совещании мог подкинуть едкую реплику — и не всегда к месту, — не считаясь с положением человека, мог оборвать кого-то; то вдруг стал защищать управляющего трестом, которому давали головомойку: бетонные панели ухлопал на дорогу к объектам, чтобы скрыть их брак, — панели выпускал завод трестовского подчинения. «Какого дьявола мне нужно было вмешиваться, тем более, никаких дружеских чувств к управляющему не испытывал?» Но об этом он подумал сейчас, а тогда пошел всем наперекор и был удовлетворен собой.

Вскоре после этого Трофим Иванович пробовал расспросить его, что с ним происходит, может, в семье неладно, может, отдохнуть следует. От отдыха Дерябин отказался, ничего вразумительного о том, что с ним происходит, тоже не сказал. А на него начали коситься: заноситься, дескать, стал. Но он особенно не заботился об этом, он поступает так, как подсказывает совесть. Так ему казалось. И вот эта встреча со Строкопытовым… Строкопытов всегда был завистником, завидовал всем, в том числе и ему, хотя, в сущности, что такое зам по культуре, как Дерябин называл себя сам…

Да, был еще один злосчастный случай, вызвавший склоку в НИИ.

Там умер начальник отдела Беляков, его Дерябин хорошо знал. Рассказал об этом секретарь парторганизации института Викентий Поплавский, старый знакомый семьи Дерябиных. Он зашел с человеком, при появлении которого Дерябин внутренне напрягся. И еле сумел сдержаться, только сжимал и разжимал кулаки, когда Поплавский кивнул на приведенного человека и сказал, что вот его в институте прочат на место Белякова. И сам Поплавский и тот человек были ему неприятны.

Дерябин, проводив посетителей, немедля позвонил в институт, всего-то сказал: «Неужели не могли подыскать более подходящего человека?» И в голову не могло прийти, что этот звонок вызовет такой переполох.

Опять была беседа с Трофимом Ивановичем, и тот держался на редкость сухо.

На работе в этот день он отметил повышенный интерес к себе. Были те, кто молчаливо сочувствовал, были внешне безразличные, но с таящейся вредненькой усмешкой на глазах, были просто любопытствующие.

Ко времени обсуждения он устал от напряжения, от необходимости притворяться веселым, спокойным.

У него была подготовлена оправдательная речь. Ведь ничего сверхнеобычного он не допустил. Для него не было сомнения: коллектив института ошибся — уж он-то знал этого человека, — вот он и позвонил, посоветовал исправить ошибку. Может, резко, грубо вмешался, но поступил правильно.

Об этом он и хотел говорить в оправдание. Смущало только: придется рассказывать о том человеке, и причина может показаться неубедительной.