Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 197
Виктор Костевич
Я тупо уставился в мясной поднос, краем глаза заметив, что туда же смотрит Дитрих Швенцль. Но Листу не было дела до нас, равно как и до поющих танкистов, которые, завидев неприятельское войско, немедленно включают полный газ. Оберштурмфюрер был занят освещением научной проблемы.
– Другой вопрос – кто такие крымчаки. Язык опять же тюркский. И снова нужно решить: или это асси… ассими… ассимилированные татарами евреи или объевреенные евреями татары. Религия-то у них, прямо скажем, жидовская, при этом с Талмудом всё в порядке. И вот ребята из опергруппы строчат запрос в Берлин – немедленно помогите нам принять единственно правильное решение, люди ждут… И лучшие специалисты по вопросам расы и религии проводят тщательное изыскание и выносят окончательный вердикт… – Лист ненадолго замолк, отправляя в рот кусок баранины, и закончил, уже пережевывая мясо: – Короче, караимам повезло. А крымчакам – нет. И после этого кто-то посмеет утверждать, что гуманитарные науки не имеют практического применения?
Вероятно, последние слова предназначались Груберу. Возможно, даже мне. Но Грубер промолчал, а я снова вспомнил страшную машину и вцепившуюся в меня Надю. Поющие танкисты между тем радостно сообщили, что «смерть за Германию – высшая честь» – более чем к месту, хотя автор, конечно же, имел в виду иные смерти, совсем не те, о коих нам сообщил беспечный оберштурмфюрер.
– Уже поздно, – произнес Грубер бесцветным голосом.
– Пожалуй, да, – отозвался Швенцль.
Я изобразил глубочайший зевок и пробормотал:
– Завтра рано вставать.
– Да, милый, – сказала блондинка Листу, – завтра рано вставать.
Оберштурмфюрер обвел нас беззаботным взором, ненадолго задержавшись на мне и снова дав почувствовать, что я здесь иностранец. Потом несколько раз качнулся – словно бы в такт вокальному повествованию о том, как немецкие танкисты мастерски преодолевают все препятствия и находят пути, которых, кроме них, никто не найдет. Затем решительно кивнул.
– Точно, завтра рано вставать. Но учтите, господа, если что, газу хватит на всех.
Огонь
Красноармеец Аверин
Проходит день, за ним другой. Из блиндажа невозможно высунуть носа. Повсюду носятся осколки, сметая вокруг всё живое и мертвое. Но живое прячется, оно не хочет, чтобы его сметало. Не так-то легко смести человека, если он стремится жить – и умеет зарываться в землю.
И мы сидим в блиндаже. Час за часом и день за днем. Нам еще хорошо – кто-то хоронится в щелях – как в самом начале хоронился там я. Хуже всего связистам – проводная связь, бывает, рвется, а батарея, полк и дивизия требуют одного: связи, связи, связи… Потому что связь на войне – это главное. Без нее мы все, с нашим оружием, нашим умением и нашей благородной яростью, превращаемся в шахматные фигурки без игрока. Я – в слетевшую со стола бесполезную пешку, капитан Бергман – в закатившегося под койку ферзя, Сергеев – в потерянного слона. Слон и ферзь – фигуры сильные, но и они, сражаясь в одиночестве, обречены на гибель. Или на бездействие в нужный момент, что для них, пожалуй, гораздо хуже. И потому связисты ползают под огнем.