Читать «Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9» онлайн - страница 30

— Вот молодец! Ну, молодец! Ох, молодец! — восхищается Попов, навалясь грудью на бруствер. На его вспотевшем широком лице — добродушная наивная улыбка.

Люся подбегает все ближе.

Несколько пуль бьют по огневой, чвикают по брустверам и пушке. Попов подается ниже, я плотнее прижимаюсь к земле. Очередь из пшеницы гремит снова.

На минутку Люся исчезает в низинке, затем снова показывается уже ближе. И в это время из пшеницы гремит длинная очередь. Я стремглав бросаюсь в окоп, хватаю пулемет, но в лентах пусто — ни одного патрона. Тогда я выскакиваю на площадку, толкаю в ствол один из пяти снарядов и прикладываюсь к прицелу. Из пшеницы торчит ствол пулемета, я быстро навожу в него.

— Гах!

— Лозняк! — оглянувшись, кричит Попов и, подскочив к ящику, одной рукой захлопывает крышку.

Пулемет молчит. Люся от взрыва на секунду останавливается, окидывая поле взглядом, и уже напрямик бежит к нам. Нам уже хорошо видно, как горячо сверкают на солнце ее волосы, поблескивает медаль на груди. Под коротенькой юбчонкой быстро-быстро мелькают ее коленки. Она уже видит нас и улыбается — радостно и обнадеживающе.

Но вот она снова падает и тотчас доносится очередь, на этот раз из траншеи. Я быстро поворачиваю голову — над бруствером вдали мелькают черные каски бегущих там немцев.

Они нас обходят уже с трех сторон! Эх, куда ты бежишь, Люся? Как же ты выберешься из этой западни? Что-то надо сейчас же сделать, что-то предпринять, иначе… Иначе будет поздно. Но что? Что? Что сделать?

— Ложись! — кричу я Люсе. — Ползком. Ползком!

— Луся! Ползай! — кричит и Попов.

Люся понимает и падает в заросшую травой стерню.

И вот она уже близко. Из траншеи стреляют, но, очевидно, наугад, ибо в траве не видят ее. Нам отсюда тоже едва-едва заметно, как шевелится трава и временами показывается только узенькая гибкая ее спина да проблескивает на солнце ее золотистая голова. Ползет она ловко и быстро.

И вот она у самого бруствера.

— Быстро! Быстро! Рывком! — подгоняю я. Несколько секунд перед последним усилием она устало лежит, по-прежнему как-то обнадеживающе улыбаясь нам. Потом вдруг вскакивает и кувыркается в укрытие. Мы бросаемся навстречу.

Потом, запрокинув голову, она сидит под стеной и часто, суматошно дышит. Тонкие ноздри ее ровного носика лихорадочно раздуваются. На шее бьется тоненькая синеватая жилка. Устало и неровно дрожат на земле ее исцарапанные тонкие пальцы.

Как это я мог думать плохо о ней? Почему я так сомневался в ее чистоте и ее святости? Почему это? От собственного ничтожества? От нелепых труднейших обстоятельств? Или, может, это — то самое чувство, что издавна люди называли ревностью? Все это мне непонятно. Только теперь все оно просто нелепо. Ведь вот она, может быть, впервые передо мной — такая ничем не омраченно любимая.

— Ой, хлопчики… хлопчики… — хочет сказать она что-то, но только задыхается от усталости.

— Отдыхай мало-мало… Отдыхай, — говорит Попов, сидя на коленях и с благоговением глядя на нее.