Читать «Кавказушка» онлайн - страница 39

Анатолий Никифорович Санжаровский

Делать нечего. Надо жить дальше, надо жить… надо жить…

Жения уткнулась лицом в плетёную стенку избы.

Стенка была тёплая, живая…

Эпилог

Промигнули долгие годы.

Случается, при гостях достают внуки с комода коробку, где ратные и трудовые награды семьи. И больше всего дивятся гости не орденам-медалям, а всегда холодной, блёсткой бабушкиной пуле. Пуле бабушки Жении.

В ранге бабушки Жения давно. Да что бабушка! Тяни выше. Доехала уже Жения и до прабабушки Бог знает когда!

Многое из того, как ходила к сыну на фронт, выстегнулось из ума. Но пуля, едва не угадавшая в неё тогда, глубоко сидит в ней и ничем ту пулю не выковырнешь из памяти. Никогда не забудешь этот вечный сувенир войны.

Жения так и не дождалась с фронта мужа Датико.

Пал под Сталинградом.

А Вано миловала беда. Вернулся целёхонький.

Как вернулся, запрягли в бригадиры и по сегодня не выпрягли. То ли забыли, то ли понравилось.

Похоже, понравилось.

Бригадирствует Вано ладно. Косяком награды, премии… Только вон одна Выставка московская возьми отвали в подарок "Москвича". Катайся не хочу! Да когда раскатывать?

С зари до зари толкётся Вано в бригаде.

Чай – мудрый капризник. На него только в пачке спокойно и взглянешь. В пачке он не перерастёт, не загрубеет в день. Какой с корня взяли, такой и будет до второго пришествия.

У Вано самая большая в селе бригада. Ну что тут разособенного? Лягушка и та хочет, чтоб её болото было больше всех. Мечется Вано белкой. И в зиму и в лето перемены нету.

Ох, не перестоял бы участок у чинары!

А не пролежал ли лишнего под навесом уже собранный чай?..

Зазевался, совсем зазевался с удобрением! Копка же на носу…

Управиться бы в самую пору с формовкой, ох, управиться бы. Ничего не надо!

Сплошные охи да ахи у Вано.

Смотрит, смотрит на него старушка мать, вздохнёт и пошаталась с корзиночкой на плантацию. Годы её уклонные. Восемьдесят. Какая из неё помощница?

Да как усидишь дома, раз у сына такая неуправка?

Неуправка неуправкой, но у старушки и свой резон одной, именно одной пойти на чай.

Ей совестно самой себе сознаться, что не на чай она прежде всего ходит. На свидания с Датиком ходит. Только завидит свои чайные рядки, просквозившие невысокие холмы, защемит в груди, кинется на глаза пелена.

Остановится. Тихо поклонится холмикам.

«Здравствуй, Датико… Здравствуй, любимый…»

Это для молодых чайная плантация только чайная плантация и больше ничего.

А для Жении…

В этих холмах вся её жизнь с Датиком. Короткая, светлая. Как жизнь свечи.

По росистым утрам не вечно на этих холмах празднично сверкал под солнцем зелёным изумрудом чай. Когда-то здесь кисли-кручинились под малярийными дождями непроходимые чащобы. Насыпались люди с топорами, с цальдами. Вымахнули леса, насадили чай. И Жения помнит, где какое дерево срубила, где какой пень выкорчевала вместе с Датиком. Помнит всё, всё, всё.

Вот здесь княжил на воле кряжеватый дуб. За ним, в прохладушке, укрывшись от солнца и любопытного глаза, целовал-миловал её Датико…

Под этим вот грабом угощал в обед ожиной. Полную фуражку надёргал. С горкой!