Читать «Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)» онлайн - страница 124

Александр Анатольевич Сидоров

Как единственную уступку после разгрома всех просьб и надежд Управление лагеря дало нам хозрасчёт, то есть такую систему, при которой труд, совершённый нами, не просто канывал в ненасытное хайло ГУЛАГа, но оценивался, и 45 % его считалось нашим заработком (остальное шло государству). Из этого «заработка» 70 % забирал лагерь на содержание конвоя, собак, колючки, БУРа, оперуполномоченных, офицеров режимных, цензорных и воспитательных, — всего, без чего мы не могли бы жить, — зато оставшиеся тридцать — десять процентов всё же записывал на лицевой счёт заключённого, и хоть не все эти деньги, но часть их (если ты ни в чём не провинился, не опоздал, не был груб, не разочаровал начальства) можно было по ежемесячным заявлениям переводить в новую лагерную валюту — боны, и эти боны тратить. («Архипелаг ГУЛАГ»)

Но это было только начало. Постепенно уступки становились всё более ощутимыми. После волны восстаний 1953–1954 годов власти стали понимать, что необходимо разрядить обстановку. Мы уже рассказывали в предыдущем очерке о выполнении некоторых требований арестантов. Следует добавить к ним разрешение отдельным категориям осуждённых проживать вместе с семьями вне территории лагеря, а также снятие решёток с окон бараков и прекращение практики запирать бараки на ночь (это, правда, не касалось опасных рецидивистов).

Расширяется и практика применения амнистии. Указ от 8 сентября 1953 года отменяет запрет применять её к осуждённым по закону от 7 августа 1932 г. («семь восьмых», «за колоски» — см.).

24 апреля 1954 года выходит указ, согласно которому из мест лишения свободы могут быть освобождены лица, осуждённые за преступления, совершённые в возрасте до 18 лет, «если они доказали своё исправление примерным поведением» и отбыли не менее одной трети срока наказания.

Другими словами, власти постепенно пытаются успокоить гнев «мужиков»: мол, всё в порядке, скоро выйдете и вы, мы исправляем грубые просчёты амнистии, подготовленной «врагом народа» Берией (к тому времени Берия был расстрелян).

Расширяется практика хозрасчётных отношений внутри лагеря. Доходит до того, что лагерные боны попросту заменяются обычными деньгами, которые свободно ходят по зоне! Появляются коммерческие ларьки с обилием товаров, которые можно было приобрести за наличные.

Период этой «лагерной свободы» был коротким, но очень ярким. Многие работяги, которые любили и умели вкалывать, зарабатывали приличные деньги — такие, что даже могли обеспечить не только себя, но и свою семью.

Мне довелось беседовать с несколькими такими арестантами, отбывавшими наказание в середине 50-х годов. Одним из них, «мотавшим срок» на строительстве химзавода под Новосибирском, был Алексей Васильевич Макаров. Чтобы обеспечить свою семью, он на свободе занимался частным промыслом: подпольно тачал обувь и продавал на рынке. За что и схлопотал год лагерей («снисходительные» судьи учли, что М. был фронтовиком и инвалидом войны).

Алексей Васильевич рассказывал, что, работая парикмахером в «зоне», он обязан был сдавать небольшую дневную выручку, а всё, что сверх того (как минимум четыре-пять таких выручек), оставлял себе и после передавал жене на волю. Выйдя из колонии (где с учётом зачётов рабочих дней он пробыл всего семь месяцев), он принёс с собой значительную сумму денег, которую в то время он вряд ли смог бы заработать на воле и за год.