Читать «Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)» онлайн - страница 151

Александр Анатольевич Сидоров

Впрочем, уже во второй половине 30-х контингент осуждённых по 59-й статье меняется. «Жиганское» движение в преступном мире было к этому времени практически разгромлено, и бандитизм приобрёл иной, общеуголовный характер.

И всё же Гулаг 30 годов — это, конечно, вотчина «блатных», профессиональных уголовников. Не только потому, что администрация лагерей делала ставку на «социально близких». Дело и в другом: профессиональные преступники имели за спиной тюремный опыт, богатые традиции, они были сплочённым «братством», которое наводило в местах лишения свободы свои порядки и поддерживало их жестокими и эффективными методами.

И вновь нам придётся сделать отступление в область «уркаганских традиций» царской России. Потому что некоторые исследователи уголовного и арестантского мира, к сожалению, порою настолько искажают реальную картину событий и делают такие нелепые и странные выводы, что обойти их молчанием никак нельзя.

Так, рассказывая о всесилии «блатного братства» в лагерях, Александр Солженицын настойчиво пытается убедить читателя, что это — черта, характерная исключительно для мест лишения свободы Советской России. Мол, до революции знали истинную цену «уркаганам».:

Оттого на этапах и в тюрьмах от них обороняли политических. Оттого администрация, как свидетельствует П. Якубович, ломала их вольности и верховенство в арестантском мире, запрещала им занимать артельные должности, доходные места, решительно становилась на сторону прочих каторжан. «Тысячи их поглотил Сахалин и не выпустил». В старой России к рецидивистам-уголовникам была одна формула: «Согните им голову под железное ярмо закона!» (Урусов). Так к 1917 году воры не хозяйничали ни в стране, ни в русских тюрьмах. («Архипелаг ГУЛАГ»)

Однако Солженицын сознательно искажает факты. К сожалению, для него важно не восстановление истинной картины событий, а обличение ненавистного коммунистического режима.

Это очевидно хотя бы из того, что в подтверждение своих слов автор «Архипелага» ссылается на П. Якубовича, утверждая, что администрация царских тюрем якобы запрещала профессиональным уголовникам занимать артельные должности и доходные места и «решительно становилась на сторону прочих каторжан». Как помнит внимательный читатель, в предыдущих главах мы уже не раз обращались к запискам Якубовича, где он утверждает совершенно противоположное и пишет о полном беспределе, который творили так называемые «бродяги» по отношению к остальным арестантам! Он же заявляет, что эти самые «бродяги» (то есть законченные уголовники) занимали практически все хлебные должности и нещадно обирали каторжан — при полном попустительстве начальства.

Конечно, чуть ниже тот же Якубович как бы смягчает сказанное и пишет:

Правда, в последнее время бродягам, слышно, сломили рога. Больше всего подкосил их Сахалин… сыграли роль и вообще более строгие узаконения относительно бродяжничества… К этому нужно прибавить, что тюремные условия изменились: начальство начало вмешиваться в артельные порядки арестантов, в их интимную, внутреннюю жизнь, став при этом решительно на сторону каторжан; во многих тюрьмах бродягам прямо запрещено занимать какие бы то ни было артельные должности. («В мире отверженных»).