Читать «Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)» онлайн - страница 149

Александр Анатольевич Сидоров

До сих пор бытует в арестантской среде забавная присказка. Часто «сиделец», услышав словцо-паразит «вот» (нередко употребляемое плохим рассказчиком для заполнения пауз), с издёвкой вставляет тут же: «Вот! Дали ему год!» или «Вот! Дали ему год, а отсидел двенадцать месяцев!» Нынешним «сидельцам» кажется: соль шутки в том и заключается, что год — это как раз двенадцать месяцев, то есть какие бы поблажки тебе ни сулили, всё равно придётся отбыть своё «до звонка».

Между тем горькая ирония заключается совершенно в ином. Дело в том, что первоначально поговорка звучала несколько иначе: «Дали ему год, отсидел двадцать четыре месяца и досрочно освободился!» Прибаутка эта появилась в 1936 году, когда в ГУЛАГе были отменены зачёты рабочих дней.

Надо сказать, зачёты были достаточно действенным средством, заставлявшим зэков выкладываться из последних сил в надежде на досрочное освобождение. Например, в лагерях ОГПУ с 1931 года ударникам два дня работ засчитывались за три дня срока (в том числе и политическим), а с 1933 года — даже два дня за четыре. (В 1934 году в связи с убийством Кирова эта льгота для «политиков» была отменена).

В 1936 году Генрих Ягода решает, что такой «либерализм», как зачёты рабочих дней, ни к чему хорошему не приводит. Пусть зэки исправляются столько, сколько по сроку положено. На воле спокойнее будет — меньше и «контриков», и «шпаны». Но самое интересное даже не в этом. Многие из тех зэков, которые досрочно освободились ещё до отмены зачётов и уже порядочное время жили на свободе, после этой отмены были возвращены в лагеря — досиживать положенный срок! Таким образом, фактически они вышли на свободу уже значительно позже, чем должны были согласно приговору. Отсидели двадцать четыре месяца и «досрочно освободились»… (Правда, для уголовников зачёты вскоре были введены вновь и отменены только перед самой войной, в 1939 году).

К середине 30-х начал также активно раскручиваться виток политических репрессий («кировский поток», «московские процессы» над виднейшими партийными функционерами Томским, Зиновьевым, Бухариным, Рыковым, Радеком, Пятаковым и т. д.). Всё это привело к расширению и укрупнению ГУЛАГа.

Однако лагерная система оказалась не готова к такому притоку «свежих сил». Значительные сроки наказания, отмена льгот по досрочному освобождению, переполненность ГУЛАГа арестантами прежних «наборов» — всё это не способствовало улучшению внутрилагерной обстановки, условий содержания заключённых. Не спасало положения даже то, что в 1934 году была реабилитирована и возвращена в родные места часть спецпереселенцев из крестьян, доказавших свою лояльность Советской власти. Незначительное число убывших с лихвой покрывалось «новосёлами».

Нагнетание политической истерии в стране, потоки «контрреволюционеров» и «врагов народа», хлынувшие в лагеря, с одной стороны, и наплыв «блатных» — с другой, сказались на обстановке в местах лишения свободы.

При огромном наплыве арестантов и спецпереселенцев катастрофически не хватало тех, кто осуществлял надзор и охрану, то есть работников лагерной системы. Поэтому в первые годы существования исправительно-трудовых лагерей большую часть административных должностей (начиная уже с начальника лагерного пункта) занимали сами заключённые. Даже в аппарате лагерного отделения только начальник являлся вольнонаёмным. Администрация лагерей, руководствуясь генеральной политической линией партии и государства (осуществляемой через указания Главного управления лагерей), конечно же, предпочитала ставить на эти места арестантов из числа «социально близких», то есть уголовников-рецидивистов. Во-первых, они прекрасно знали тюремные нравы, обычаи, порядки, легко ориентировались в обстановке. Во-вторых, с их помощью можно было легче контролировать «политически неблагонадёжных» зэков, руководить ими и держать в узде. (Надо отметить, что тюремная и лагерная администрация с большой неприязнью и настороженностью относилась к «политикам» ещё и потому, что это были люди в большинстве своём грамотные и образованные, а часть даже прошла царские тюрьмы и имела некоторый опыт борьбы за свои права, который первое время пыталась использовать и в ГУЛАГе. Особенно этим отличались троцкисты и эсеры. На первых порах «идейные политики» доставляли тюремному начальству достаточно хлопот. Правда, вскоре с «либерализмом» было покончено…).