Читать «Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.)» онлайн - страница 147

Александр Анатольевич Сидоров

Однако Графу удалось вновь связаться с Шейниным, и через год Костю освободили. Он вновь попал к Шмидту, в годы войны ушёл в армию. Попал в десантную группу, которую высадили в Норвегии. Здесь оказался в плену у немцев. После войны, разумеется, из немецких прямым ходом в советские лагеря…

И вновь Костя выходит на Льва Шейнина. Писатель вытаскивает его из-за «колючки» в очередной раз и устраивает в московский ресторан.

Полярные зимовки, страдания за правду, боевой десант, немецкий плен, несправедливые репрессии — всё это было, по большому счёту, существование на высокой ноте, яркие испытания, близкие «блатной» душе. Их Костя Граф выдержал. Но — споткнулся на простом искушении его уголовной натуры. Он вскоре попадается на хищениях и получает свою «десятку». Получает справедливо. И «отматывает» её от звонка до звонка. Но сразу же после освобождения вновь попадается — на грабеже. На этот раз — ещё семь лет.

Выйдя из зоны, Цингери вновь — в который раз! — пытается «завязать» с прошлым. Он направляет письмо в газету для осуждённых, которая издаётся в Ярославле: «Обращается к вам бывший вор Костя Граф…».

На помощь жулику приходит ярославский сыщик Виктор Дмитриевич Волнухин. Он устраивает Цингери администратором в железнодорожный ресторан. Но и там Граф повёл себя далеко не по-графски: его ловят, когда он «проверяет» карманы посетителей, и увольняют. Закончилась «трудовая карьера» Кости Графа на Ярославском заводе железобетонных конструкций. Откуда его опять-таки выгнали с позором, уличив в карманных кражах…

В истории Кости Графа, как в капле воды, отразилась вся история сталинской «перековки» «воровского ордена» с её красивыми жестами и фразами, показательными демонстрациями — и реальным «пшиком». Настоящему «вору», закоренелому рецидивисту, даже если бы он решил начать честную жизнь, тяжко пришлось бы в советском обществе. Его вольная, «жиганская» натура внутренне восставала против тоталитарного давления государства (не случайно же Граф сразу отправляется не на фабрику, а на край света, изолируя себя от общества). Он привык к своей — пусть ограниченной, пусть преступной, разнузданной — но свободе. К вольнице притонов, к «воровскому братству». К «красивой» жизни.

А что ему предлагалось взамен? Стать винтиком, безликой единицей, частью серой толпы. Это вовсе не общие слова. Это — констатация факта. Сами идеологи Страны Советов, те, кто её славил и возвеличивал, без всякой иронии, наоборот, с гордостью сообщают:

В Москве изменилась в 1931 году уличная толпа, окончательно исчезли раскормленные богачи и расфранченные их женщины, заметные при взгляде на улице всякой другой страны. В толпе почти невозможно разобраться. Здесь не существует понятий — рабочее лицо, лицо чиновника, крутой лоб учёного, энергичный подбородок инженера, о которых любят писать за границей… Толпа в 1931 году мало различима. Опытные советские люди различают в её гуще людей по особенным, временным признакам. «Наш человек», говорят они, глядя внимательно. Или — «не наш»… («Беломорско-Балтийский канал имени Сталина»),