Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4» онлайн - страница 28
Дмитрий Александрович Быстролетов
Плотный мужчина стоял без шапки, и снежинки падали на голову, освещённую полосой света из окна. Он высыпал эту речь скороговоркой, залпом и потом поднял лицо в напряжённом ожидании. В вытянутой руке печально повис пирог в салфетке. Злорадства во мне не было, хотя я сразу вспомнил, как он говорил со мной в своём кабинете. Эх, не всё ли равно… Но я всё ещё сжимал рукой сердце.
Так я попал в учителя. Стал учителем, который еле шевелит языком и с трудом разбирает буквы…
Через неделю получил вызов к военному прокурору города Москвы.
Меня встретили удивительно — без усаживания за отдельный столик у входа, без снопа света в лицо.
— В написанных из лагеря заявлениях о своём деле вы упомянули несколько фамилий людей, которые были оговорены и арестованы без основания. Дайте на каждого из них показание, которое могло бы служить основанием для реабилитации. Вот перо и бумага. Не спешите. Пишите подробно и убедительно!
Я задохнулся от волнения. Боже! Неужели я дожил до этого дивного мгновения восстановления истины! Наконец-то свершилось то, во что я верил вопреки разуму! И я стал перечислять всех, кого помнил по своему делу и по чужим делам. Костю Юревича, Женьку Кавецкого, многих других… Рука летала по бумаге, как птица, — куда девались паралитическая скованность и слабость!
А между тем в дверь заходили офицеры и издали смотрели на меня. До меня доносилась фамилия «Шукшин». Наконец один из офицеров шагнул ко мне.
— Скажите, правда ли, что в ноябре тридцать восьмого года вас избивал Шукшин? Сидите, сидите!
— Нет, он только валил на пол, сдергивал рубаху и сидел на мне, чтоб я лежал в нужном положении — на спине или на животе. Избивал полковник Соловьёв.
— Гм… Только держал… А чем били?
— По животу каблуками сапог, по спине стальным тросом с шарикоподшипником, по голове молотком в вате. Но, повторяю, бил Соловьёв, Шукшин только помогал, ведь он молодой человек, юноша.
— Юноша?
— Да. Тоненький, розовый.
Быстрое переглядывание. Улыбки.
— Ну, пишите дальше. Извините и спасибо!
И я писал и писал. Вдохновенно, не помня себя от радости.
А вернувшись домой, почувствовал себя плохо и слёг.
Когда сердце ровно бьётся со скоростью двести ударов в минуту — это плохо. Это тяжело. Но когда оно беспорядочно перескакивает с ритма на ритм — это невыносимо.
Когда сердце плохо работает час — это плохо. Пять часов — ещё хуже. Но когда сердце бьётся так, что больному кажется, что оно вот-вот выскочит через горло, и это длится неделю — это ужасно. Больной чувствует, что сердце устало и ему нужен покой сейчас, сию минуту, но покоя нет, и оно продолжает бултыхаться и кувыркаться в как будто бы разбухшей и отяжелевшей груди дальше, с утра до вечера и с вечера до утра, сутки за сутками. О еде и сне не могло быть и речи. Добрая хозяюшка давала с ложечки только несколько глотков воды, и всё.