Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 92
Матвей Григорьевич Тевелев
— Бог с ним, — сказал я, улыбаясь, — пусть где-нибудь стоит.
— Как это где-нибудь? — возразила она. — Он должен стоять там, где это будет лучше. Конечно, здесь ему не место… Разве у окна… У вас нет желания мне помочь?
— Я буду очень рад, — с готовностью отозвался я.
— Снимайте плащ, шляпу, — приказала Ружана. — Вешалка здесь, за дверью.
Но, не дожидаясь, пока я сниму плащ и шляпу, она взяла лежащую на диване занавеску и начала прилаживать ее к окну. Все она делала быстро своими маленькими, сильными руками, и я не поспевал помогать ей. На моих глазах с каждой минутой комната обретала тот особо уютный вид, когда на ее, пусть скромном, убранстве видна печать женской заботы.
Меня глубоко трогали хлопоты Ружаны, и то горькое уныние, с каким я шел сюда, кутаясь в плащ от ветра и сырости, как бы затихло на время, уступив место неведомому мне до сих пор отрадному чувству покоя. Лишь одно тревожило — это сознание, что наступит минута, когда Ружана уйдет и я вновь окажусь один на один со своими невеселыми мыслями. Одиночество страшило меня теперь больше, чем когда бы то ни было, но в то же время я ловил себя на том, что никто, кроме Ружаны, не мог меня избавить от него — ни Чонка, ни даже Горуля, очутись он здесь, — никто, кроме Ружаны, которую я так еще мало знал. И когда она наконец, окинув взглядом комнату, произнесла: «Ну вот, кажется все», — я торопливо сказал:
— Посидите со мной еще немного. Мне нужно, чтобы вы со мной посидели…
Беспечная, едва уловимая улыбка, блуждавшая по лицу Ружаны, исчезла. Лицо сделалось строгим, а глаза взглянули на меня открыто и прямо. Ни тени укора не прочел я в этом взгляде, и строгость его была не осуждающая, а сочувственная, даже чуть-чуть тревожная.
— Поздно уже, пане Белинец, — нерешительно проговорила Ружана, но, не сводя с меня своего прямого взгляда, медленно опустилась на край кресла.
Мы долго сидели молча друг против друга. В комнате царила тишина, только слышно было, как бьются в оконное стекло капли дождя.
И вдруг Ружана спросила, как спрашивают только близкие люди:
— У вас что-то произошло, пане Белинец?
Вопрос этот застал меня врасплох.
— Нет, ничего нового, — поспешно ответил я. — Все то же… Впрочем, вы ведь и этого «все то же» не знаете.
— Знаю, — твердо произнесла Ружана. — Мне Василь рассказал.
— Он все вам рассказывает?
— Не всегда и во всяком случае только не о том, что касается его лично.
— Вы, вероятно, строги к нему?
— Нет. Я прощаю людям их слабости, кроме одной…
— Какой именно? — поинтересовался я, обрадованный тем, что удалось отвести начавшийся разговор от того, от чего так хотелось уйти хотя бы ненадолго. — Может быть, и мне полезно будет знать об этой слабости?
Ответной улыбки я не встретил.
— Я бы никогда, — строго сказала Ружана, — никогда не связала свою жизнь с нелюбимым человеком, чем бы мне это ни грозило, и этого как раз я не могу простить Василю.
— Но ведь Юлия ваша родная сестра.
— А что это меняет?
— Ничего, — вынужден был согласиться я. — Ничего не меняет. Но Василь, к сожалению, не один…