Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 79

Наступило молчание. Был час раннего летнего утра, когда солнца еще не видно, но воздух уже наполнен мягким, спокойным светом. Прохладно, тихо. Ночная темень и туман, отступив вниз, опоясывают луговые вершины гор у самой кромки лесов, и от этого чудится, что полонина с ее распадками и крутыми взгорьями словно остров плывет в бесконечном пространстве. И сердце сжимается от какого-то страха и восторга, до того дивен этот час на карпатских полонинах.

— Как вольно! — после долгого молчания проговорил Куртинец. — И красиво! Глядишь — и не оторвешься.

— Верховино, маты ты наша, — вздохнул Горуля. — Ей бы к такой красоте долю счастливую.

Будет, — сказал Куртинец, — верю, что будет.

И негромко, но удивительно чисто затянул:

Верховино, свитку ты наш, Гей, як у тебе тут мило. Як игры вод плыве тут час, Свободно, шумно и весело.

Он пел в раздумье, опершись о палку. Мне казалось, что думы его были шире песни. И я сам не заметил того, как начал вторить мелодии:

С верху на верх, а с бору в бор, С легкою в сердце думкою, В чересе крес в руках топор, Бо я е легинь собою.

Песня закончилась так же легко, незаметно, как и возникла. Куртинец помолчал и вдруг обратился к Горуле:

— А что скажешь, Ильку, если я заберу жинку, хлопчиков своих, и приедем к тебе сюда, ну, скажем, дня на три, отдохнуть, побродить по горам, форель ловить в потоке? Примешь?

Я жду. Горуля перестает сучить нитку.

— Хорошо вы написали, пане Белинец, — вдруг произносит Куртинец, сощурив глаза. — Очень хорошо, а главное, правду о том, какая она есть, Верховина, и какой прекрасной она может стать. Вижу ее более прекрасной, чем написано у вас.

Он закурил. Дым облачками пополз из-под его усов.

— Но не возлагайте, пане Белинец, надежд, что все это обрадует управителей края. В лучшем случае они постараются замолчать вашу записку.

— А в худшем?

— Встретить ее в штыки, пустив в дело все, на что они только способны.

— Да у вас, пане Куртинец, предсказание мрачнее, чем у вуйка! — воскликнул я с усмешкой.

Горуля привстал. Глаза его потемнели.

— Не шуткуй, Иванку!

Я вспылил:

— Вуйку, мне все-таки не пятнадцать лет!

— А дурость и с седыми волосами ходит, — перебил меня Горуля. — Слушай, когда тебя люди уму-разуму учат!

Краска прихлынула к моему лицу, и мне стоило огромных усилий побороть себя и не ответить Горуле.

А Куртинец как будто и не заметил нашей короткой стычки.

— Посудите сами, пане Белинец, — продолжал он так, словно его никто не прерывал, — могут ли иначе отнестись эти люди к вашему проекту, если вы посягаете на самую основу их существования? Ведь по вашей науке и с ее системой травополья, чередованием культур все плетни надо сломать и все межи стереть.

— Позвольте! — перебил я Куртинца. — В моей записке и слова нет о конструктивных мерах. Я говорю только о том, чего можно добиться, а как добиться, как осуществить, это должны решать те, кто примет мою записку как научную основу. Общими усилиями и будут найдены пути.