Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 260

— Волков бояться — в лес не ходить, — отвечаю я.

— Делай как знаешь… — наконец обиженно произносит он. — Пойду, мне уже в банк пора…

Ружану я не вижу целый день. Она сидит у себя в комнате и не появляется даже к обеду. Несколько раз я порываюсь зайти к ней и сдерживаю себя.

Она сама приходит ко мне в сумерках и садится рядом. Я хочу зажечь свет, но Ружана останавливает меня.

— Не надо.

В темноте я нахожу ее руки и ласково глажу их.

— Ты решил? — спрашивает она.

— Да, я твердо решил, Ружана, и не могу иначе. Выслушай меня спокойно и постарайся понять.

— Хорошо, — соглашается она, — я буду слушать спокойно.

Я говорю негромко и медленно, закрыв глаза, будто сам для себя вспоминаю свою жизнь: детство, смерть матери, голод, Олену, Миколин ключ, с мечтой о котором вырос.

— Ты сама знаешь, Ружана, что я пережил за эти годы. Я ведь никогда в самые трудные времена не переставал думать о Верховине. И теперь, когда Верховина сама позвала меня, мог ли я не отозваться на ее призыв?

Ружана сдерживает вздох.

— И тебе не дороги ни мое спокойствие, ни наш дом, ни наша наконец наладившаяся жизнь? — спрашивает она. — Вспомни, сколько нам пришлось перенести, с каким трудом нам все далось. И теперь, когда все пришло…

— Это не ты говоришь, Ружана…

— Кто же?

— Юлия, братья Колена, кто угодно, но только не ты…

Ружана, оскорбленная, отнимает у меня свою руку. Некоторое время мы молчим, потом Ружана поднимается и выходит из комнаты.

До поезда еще пять часов. Не зажигая света, я лежу на диване и думаю о предстоящем. Мысли бегут все дальше в будущее, одна заманчивей другой. Неужели Ружана не поймет? Не верю. Может быть, не сейчас, так позже, но поймет…

Волнение последних дней, утомительные сборы в дорогу, сгустившиеся в комнате сумерки берут свое, и я засыпаю.

…Будит меня тихий голос Ружаны.

Я открываю глаза. В комнате горит свет, и Ружана смотрит на меня с доброй и чуть укоризненной улыбкой.

— Иванку! Вставай, милый, пора.

Ружана провожает меня на вокзал. Гулко отдаются наши шаги в пустынных улицах ночного Ужгорода. Влажный речной ветер дует в лицо. Справа от нас бормочет река, скрытая садами.

— Ох, Иванку, мне уж никогда не будет с тобою покоя, — вздыхает Ружана, но, и не глядя на нее, я знаю, что она улыбается.

— Никогда, — смеюсь я в ответ, — никогда. Обещаю.

— И я, кажется, должна быть тебе благодарна за это, — говорит она, — ты правду сказал: покой — мертвым… А знаешь, — продолжает Ружана после паузы, — я не приеду к тебе в июне.

На мгновение я останавливаюсь.

— Как?! Ведь мы обо всем уже договорились, Ружана.

— Ну да, договорились, а теперь я передумала. Это слишком долго: март, апрель, май, июнь… Я приеду в апреле. Ты только поговори обо мне с Анной, Иванку… Может быть, и для моих рук там найдется дело…

— Для твоих рук, — ласково говорю я Ружане, — найдется. Можешь не сомневаться в этом.

Чтобы сократить дорогу к вокзалу, мы идем вдоль станционных путей. Я давно не был здесь в такой поздний час, а теперь иду и не узнаю тихой ужгородской станции. В прежние времена тут и днем никогда не было такого оживления. Светом поднятых на вышки прожекторов у ночи отвоевано обширное пространство. Видны длинные вереницы товарных составов. Тут и там над маневровыми паровозами серебрятся нетерпеливые, упругие султаны паров, похожие издали на схваченные густым инеем деревья. Слышны людские голоса, и протяжно играют мелодичные рожки сцепщиков.