Читать «Горшок черного проса» онлайн - страница 40

— Ходоки… поужинать не дадут!

— Кто это? — спросил Найденов.

— Через дом, Козлов Иван. Ды ты не изволь беспокоиться, вашбродь. К ставням он подойти не мог: собаки. Ко мне вы тоже в темноте подошли, незаметно. Слыхал, видать, что собаки брехали. А может быть, и в самом деле думал пилу точить. Беден… Куча детей…

Они выпили, закусили.

— Осетринки вяленой отведай, вашбродь, — угощал Жилин. — Икорка вот…

— Благодарю. Ну, за все хорошее, Егор Власыч!

— И вас с тем же.

— Егор Власыч…

— Што?

— А как у вас в селе восприняли конфликт с китайцами?

— Да как… Есть у нас такие, кто у красных служил, а есть, кто у белых, но прощенные. Только мужики наши на слова не очень охочи: ученые! В гражданскую не раз нарывались. Думают, партизаны, а это — каратели переодетые. И пошла расправа. А бывало наоборот. Так что оно мысли при себе держать всегда сподручнее. Живут себе мужики, и все. Только спросят у грамотеев: ну что там на белом свете делается? Потом почешут затылки, подымят сенокрутками и — дальше, по своим делам. В гости друг к другу не ходят. Разве если свадьба, или похороны, или на праздники, на пасху, рождество в часовне соберутся. Даже, знаешь, рыбачат когда, друг друга не видят: у каждого свои угодья. У Руднева свое озеро, к примеру, есть, у Панкина — свое. У всех свои протоки, заливы да речушки горные. И людей у нас негусто. Сотни не наберется с ребятишками да бабами. Живет село наше глухо. На отшибе мы, пермские. Волость-то в Тамбовском — на сто верст ниже по Амуру.

— Не скучно тебе одному-то? — спросил Найденов, поддевая ложкой икру и подумав, что он, пожалуй, не вынес бы этой жизни, не будь рядом жены, даже если бы ему пришлось жить не в землянке, а в самом селе.

Жилин непонимающе посмотрел на Найденова:

— Скушно? Как скушно? Я человек лесной. Люблю один. С молодых лет так. Зимой в тайге, летом в тайге. Я не только в городе — в селе устаю.

— Но без женщины, без жены…

— На что она мне, жена? Я все делаю себе сам. Хоть сварить что, хоть постирать али заштопать. Да и годы сейчас такие. А помоложе был — любил девок. Сильно любил! Бывалоче, побродишь месяц-другой по тайге, обносишься, захудеешь, аж скулы торчат, тогда отдых себе устраиваешь — али за кордоном, али на нашенской стороне. Выйдешь оборванцем, а все одно богач, потому как золотишко при тебе, корешков женьшеня несколько… В один момент принаряжаешься, как тот купец, во все лучшее и — айда гулять. Кабаки все твои, бабы тоже все твои. Выбирай любую. Ух, вашбродь, хорошо было! Погуляешь так с месячишко, глядишь, деньжонок лишь на припасы остается — бросаешь все и снова в тайгу.

— Золото мыть, корни искать?

— Искать… Конешно, искать! — усмехнулся Жилин и налил еще по полстакана самогонки. — Пейте, вашбродь. Причина есть. — Он осушил свой стакан и закусил кусочком вяленой осетрины. Выпил и Найденов.

— Мы, вашбродь, вроде бы как одной веревкой связаны. Нам нечего скрывать друг от друга. Вы, вашбродь, много душ загубили?

Вопрос был настолько неожиданным, что Найденов растерялся.