Читать «Горшок черного проса» онлайн - страница 23

— Куда?

— По тропинке, куда же. Впрочем, куда пожелаешь.

— Не хотелось бы как зайцу, ваше благородие…

— Ну, тогда молись…

Найденов и Макаров почти одновременно достали наганы.

Бородач был бледен. Правая рука его по-прежнему висела как плеть. Левая судорожно застегивала пуговицы гимнастерки.

— Молись, говорю! — приказал Найденов.

— Да… за себя-то что уже… Разве вот за Советску власть…

Два выстрела прозвучали разом. Старый красноармеец, медленно повернувшись, рухнул на сухую прошлогоднюю траву, сквозь которую уже вовсю пробивалась молодая поросль.

Найденов отошел в сторону. Его тошнило.

— Вася, что с тобой? Ты что, первый день на войне? Никогда не стрелял?

— Так — первый раз, — сказал Найденов и пошел, не оглядываясь, в блиндаж.

Макаров с помощью вестового уложил его спать. Найденов долго ворочался, что-то бормотал, скрипел зубами, но в конце концов забылся, затих.

Утро началось с неприятностей. Артиллерия не подходила. Усилился приток раненых. С ранеными и связными поступали неутешительные вести. Первая и вторая бригады красных начали с двух сторон теснить полки. У них были артиллерия и кавалерийские части. Конница врубалась в цепи белых, и они не выдержали.

К обеду обстановка еще больше усложнилась. Теперь на берег возвращались не только раненые, но и толпы покинувших поле боя солдат. Напрасно офицеры старались навести порядок. Не помогали ни уговоры, ни расстрелы дезертиров. Красные, не оказывая сильного давления из глубины, теснили полки белых на флангах, наступая с двух сторон, вдоль западного берега. Командование красных понимало, что боязнь попасть в окружение заставит противника бросить позиции и отступать к переправе. Расчет оказался верным. К двум часам дня отступление солдат 15-го Омского и 16-го Ишимского полков, некогда славившихся своей стойкостью, превратилось в паническое бегство.

К четырем часам дня наступавшие с северного фланга передовые части красных вновь захватили Гоньбу. Открытым для отступления остался небольшой коридор в районе залива, но и к нему с юга неудержимо двигались красноармейские цепи. Земля на правом берегу дрожала от разрывов снарядов. Пули и осколки десятками косили обезумевших от страха белогвардейцев. Они бежали к берегу, давя друг друга. Перегруженные лодки переворачивались, тонули. Тонули и солдаты, решившие вплавь перебраться через Вятку.

Заговорили трехдюймовые пушки прибрежной батареи. Они наносили шрапнелью серьезный урон наступающим, но предотвратить катастрофу было свыше сил артиллеристов Макарова. С перекошенным от злости лицом, без фуражки, перепачканный в глине и копоти, перебегал капитан от орудия к орудию, громко отдавая команду:

— Огонь! Огонь! Огонь!

Потрясенный картинами панического бегства полков и страшной гибелью сотен людей, оглушенный грохотом, гулом, криками, стоял Найденов на позициях батареи. Стоял, словно во сне. Не могло это быть правдой, не могло! Все усилия, жертвы — все пошло прахом. Выходит, он был прав тогда, на том берегу, когда не хотел передавать ложный приказ. Но сознание собственной правоты не утешало, — наоборот, растравляло горечь, отчаяние, бешенство.