Читать «Приручение строптивой» онлайн - страница 17
Аркадий Застырец
Поверьте, умоляю! Я клянусь,
Что темпорэ действительно о морэс,
А матэр по-любому люпус эст.
Учителя обязана я слушать.
Допустим, что поверила. Ну, всё!
Теперь Лисицкий. Только без обиды
На то, что я с обоими пока!
Ступай во двор, проветрись, литератор.
Мой экзерсис рассчитан на дуэт.
Я лучше почитаю тут в сторонке.
Глаз не спущу. Сдается, что в нее
Наш Паганини по уши влюбился.
Нет, госпожа, не трожьте инструмент.
Прочувствуйте сперва мою пальцовку
И самые гармонии азы.
Я научу вас гамме очень быстро,
Приятным и проверенным путем.
Давненько уж не трогала я гамму.
Гортензио свою вам преподаст.
Вот здесь. Читайте!
До, ре – засох Гортензио от страсти.
Ми – Бьянка, нету мне без вас житья!
Фа, соль – теперь я в вашей власти.
Ля, си – скорее стань моей женой,
Си, до – а то расстанешься со мной». —
Вы эту чепуху зовете гаммой?
А я-то думала! Давайте инструмент.
Я покажу вам пару септаккордов…
Отец вас просит, барышня, сейчас
Учебу бросить и помочь сестрице
В уборной. Завтра ж свадьба у нее!
Ну, я пошла. Прощайте, педагоги.
Без вас и мне тут незачем торчать.
Пойду и я, пожалуй… Неужели
Ты этого зануду предпочла —
О, Бьянка, – мне, серьезному мужчине?
Всю ночь ведь эту «гамму» сочинял…
Ну, если ты такая… ветряная,
Есть у меня тропинка запасная!
Сцена 2
Уж полдень, а Петручио все нет.
Что скажете? Какая передряга
Так задержать способна жениха,
Когда уже невеста закипает
И три часа в соборе сам прелат
Стоит и ждет: ну, где же молодые?
За что нам выпал этакий позор?
Не вам, а мне! Ведь я вам говорила!
Кому вы, папа, отдали меня?
Хлыщу с большой дороги, сумасброду,
Мерзавцу, негодяю, дураку!
Да он, должно быть, просто посмеялся,
Пари в пивной с дружками заключил —
Поставил золотой на Катарину,
На то, что клюнет, вцепится в него,
Как в карася мурена с голодухи,
И радостная в церковь прибежит.
Он так, поди, уж двести раз венчался!
Кто я теперь? Та самая жена
Петручио, что так и не женился?
Баптиста, Катарина, не спешите.
Петручио давно я раскусил:
Он без причин обманывать не станет.
Хотя он прям, тупого не тупее;
Хотя он шут, но честный человек.
Хотя бы век его я не видала!
Поплачь, дитя. Тебя я не виню.
Тут и святой в истерике б забился!
А каково с характером твоим?
Хозяин, хозяин! Я принес новость! Старую, но совершенно неслыханную!
Старую и неслыханную? Как же это?
Старую, потому что ни для кого не новость, что Петручио пребывает.
Он прибыл?
Да нет же, сэр.
А что же?
Он пребывает.
Когда же он прибудет?
Когда встанет на то место, где вы теперь видите меня.
И что же неслыханного в этой старой новости?
Да то, что Петручио пребывает в неслыханной шляпе и старом камзоле, в старых трижды перелицованных бриджах и в башмаках, годных разве на то, чтобы в них свечи хранить, – один на шнурках, второй – на липучке. Ржавая дедовская шашка с поломанной рукояткой и наголо; измученная сапом лошадь под молью битым седлом с веревочными стременами, вместо спины у нее горный хребет, ухо порвано, глаз навыкате, губы навыворот, хромает на три ноги, хвост отрезан, зубы выпали, грива облезла, – пристрелить бы ее, чтоб не мучилась, – недоуздок из овечьей кожи порван и связан в трех местах, подпруга – из шести кусков, велюровый подхвостник с монограммой – от женской сбруи, тут и там все держится на соплях и шпагатиках.
