Читать «Только ждать и смотреть» онлайн - страница 47

Елена Бочоришвили

Фафочкину свадьбу – очередную – опять отложили, а квартиру с видом на революционера продали. Впрочем, фигуру давно уже скинули, стоял только пьедестал. Но даже пьедестал люди продолжали обливать грязью и краской, красной как кровь. Фафочка с Олико, переругиваясь, переехали назад в Сололаки, где опять жила – будучи за кем-то замужем – почти слепая Нуца. Разнокалиберные бокалы, хрустальные вазы и даже свадебное платье Фафочки (она из него выросла) продали и все проели.

Фафочка уже не работала. Однажды она пришла к белому зданию НИИ, а у входа ее остановил солдат с автоматом: “Куда вы идете, калбатоно, здесь сейчас располагается гвардия”. Фафочка даже не спросила, которая это гвардия – конная или пешая, та, что против правительства, или та, что за. Город был полон вооруженных людей, и Фафочка не успевала во всем разобраться. Ее убило обращение “калбатоно”, она вернулась домой вся в слезах.

Надия в Кутаиси продала рояль.

Перестройка докатилась и до Надии – теперь она свои жалобы подписывала. Гласность! Ее все возмущало, все волновало: и почему деньги часто меняют, не успеешь в матрац зашить, а они уже ничего не стоят, и куда это учителя разбежались, дети совсем писать не умеют, и почему пенсию не выдают, и как это на ответственный пост голубого назначили, разве раньше такое бывало? Но, как и раньше, на ее жалобы никто не отвечал.

Города наполнились иностранцами, но уже другими, не теми милыми очкариками, которые все фотоаппаратами щелкали. Эти вбежали, толкаясь, в открытую дверь, шныряли всюду без присмотра, хватали все в суетливые ручки – от икон до самолетов – и утаскивали к себе в зарубеж.

Рояль у Надии купил немец из Берлина, зубной техник. Он приехал в Кутаиси с одним чемоданчиком, привез списанные инструменты (иголки) и выслал домой вагон добра. Он зашел к Надии, и она вскрикнула: “Господи, гость в доме, а на стол ставить нечего!” Он обошел рояль по кругу, как гроб, и открыл крышку. Клавиши были желтые, как зубы курящего старика. Точки повсюду, розовато-черные, будто кариес. Кровь сержанта Матюшенко. Зубной техник подкрутил какие-то винты – рояль тут же издал звук – и засмеялся. “Беккелия!” – подтвердила Надия и заплакала.

И рояль, на котором когда-то лежал, вытянувшись, весь в цветах, как в орденах, молчаливый Андро Кобаидзе, танцевали дети и однажды валялась, раскинув ноги, голая Фафочка, уехал в Берлин.

За границу теперь выезжали часто и по-прежнему, если могли, не возвращались. Это была уже другая волна эмиграции, мутная. Выезжали не музыканты, целовавшие струны дрожащими смычками, не поэты, чьи строки разрывали сердце, не художники, своим правительством оплеванные, а все подряд.

Сын дяди Серго выехал, но никак не мог устроиться. Ему не верили, что он политический беженец, потому что фамилия у него была грузинская, кто же его в Грузии притирал? Он собирался возвращаться и менять фамилию на старую. Взятки теперь брали валютой и вписывали что хочешь, даже фиктивный брак не нужен.