Читать «Святитель Филипп Московский. Вехи русской православной истории» онлайн - страница 27

Дмитрий И. Немельштейн

Сподручникам бросив сквозь зубы: «Идем!» –

В дверь шмыг – будто и не бывало.

Был бледен святитель, но жарким огнем,

И верою сердце пылало.

Оставшись один, Ермоген, тяжело

Вздохнув на скамью опустился

И тут же поднялся. Лицо ожило,

Он медленно перекрестился,

С трудом непривычным скользнул к образам,

Упал на колени. Лик Божий,

Свидетелем быв патриаршим слезам,

Глядел все печальней, все строже.

Судьбы приоткрылась бесшумная дверь,

За нею стремилась дорога

В небесную высь. И повергнутый зверь

Под лапою единорога

Покорно лежал. И звучал дивный глас:

«То путь твой. Веди несогбенно

Народ твой. Не нынче страда началась.

Трудись же и нощно, и денно».

И снова в палатах, в тревожной Москве,

Владыка, за фразою фраза,

Чеканил слова, воззывая к пастве

Без гнева, без слез, без экстаза.

Но каждое слово – призыв и укор

(Не так ли взывали пророки?).

И таяли свечи, и инок был скор,

Чертя воспаленные строки.

Святитель Ермоген. Подвиг прозрения

Рассвет был тяжелым. День новый был сед.

О стекла площадные крики

Стучались предвестьем заведомых бед,

Лелеемых присными клики.

Полковник Гонсевский – Кремля комендант –

Со свитою шумной явился:

Мол, что за чернец, что за комедиант?

Почто, как упрямец, взъярился?

Подать принадлежность ему для письма.

– Скорей отпиши беспокойным,

Дабы разошлись. Будет кстати весьма

Уняться и пешим, и конным.

Ты будешь обласкан крулевской рукой,

Жить будешь в достатке, почете.

Москва обретет вечный мир и покой,

О чем все вы, плача, печетесь.

Земной выбор прост. Ты ведь мудр, ты умен.

К чему это кровопролитье?

Под сенью спасительной польских знамен

Живите и Бога хвалите.

Усталый подняв на полковника взгляд,

Владыка ответствовал ясно:

– По воле Небес гаковницы [55] палят,

А значит, палят не напрасно.

Не нам выбирать. Выбор сделан давно…

Не тем – в златотканом жупане,

Не мною. С времен давних бродит вино

И в русском, и в польском стакане.

Господь не простит неразумия тех,

Кто, помощь взыскуя у ада,

Смешает те вина (вот истинный грех!)

И страшною будет награда.

Грехом униатства уже искушен

В семь тыщ сто четвертое лето

Народ украинский. Не ведает он,

Чем в детях аукнется это.

Платить же ему до скончания дней

Межбратней враждой за латинство,

Забвеньем своих древнерусских корней

И долгой войной за единство.

И Речь Посполитая с этой поры,

От внутренней распри слабея,

Разрушит себя. Знай: итог сей игры –

Погибель. О том сожалея,

Тебе говорю: уходи из Москвы.

Король пусть покинет пределы

Смоленской земли. И останетесь вы

И здравы на время, и целы.

Грядет ополчение русских земель.

Оно вразумит вас, панове,

Избавит от гонора, вышибет хмель –

Москве это делать не внове.

Все понял Гонсевский. Из келии вон

Со свитой стремительно вышел.

Владыка всходил на незримый амвон –

Все выше, и выше, и выше.

Полковник был зол за позор и урон –

Такого ли ждал результата?

Сняв маску учтивого рыцаря, он

Сказал раздраженно солдатам:

– Возьмите его и свезите отсель.

Да в Чудов. В темнице узнает

На сене гнилом патриаршью постель…

Пусть к стенам безмолвным взывает.